Россия и ислам. Том 2

В своих усилиях всячески развенчать Запад Данилевский, как видим, в невиданных доселе масштабах расширяет круг его культурных антагонистов: это даже не только Россия, но и Китай, и множество иных, совсем уже, казалось бы, неожиданных ареалов. Но в то же время иерархия среди них жестока и неумолима – и потому прежде всего, что всегда были, есть и будут, по Данилевскому, этносы «очень способные», «менее способные» и «вовсе неспособные».

Данилевский различает целых 10 культурно-исторических типов⁸⁸: 1) египетский; 2) китайский; 3) ассирийско-вавилоно-финикийский (халдейский, или «древнесемитический»); 4) индийский; 5) иранский; 6) еврейский (он, как ни странно, не включен в категорию «семитический»); 7) греческий; 8) римский; 9) «новосемитический», или «аравийский»; 10) германо-романский, или европейский⁸⁹.

Из этих десяти типов семь – восточные. И ни один не обладает сколько-нибудь значимыми и ахронными преимуществами над другими, ибо все они лишены «привилегии бесконечного прогресса»⁹⁰. Но они, эти десять «типов», достойны внимания.

Только создавшие их народы, считает Данилевский (в том числе, как видим, и мусульмане-арабы. – М.Б.), были «положительными деятелями в истории человечества; каждый развивал самостоятельным путем начало, заключавшееся как в особенностях его духовной природы, так и в особенных внешних условиях жизни, в которые они были поставлены, и этим вносил свой вклад в общую сокровищницу»⁹¹.

Но ведь есть и «бесполезные» и просто-напросто «вредные» народы (даже если у них может быть одна и та же религия, что и у народов – «положительных деятелей в истории человечества»), Это в первую очередь турки и монголы: «…в мире человечества, кроме положительно-деятельных культурных типов или самобытных цивилизаций, есть еще временно появляющиеся феномены, смущающие современников, как гунны, монголы, турки, которые, совершив свой разрушительный подвиг, помогли испустить дух борющимся со смертью цивилизациям (явный отголосок средневековых представлений о монголах, турках-мусульманах и т. д. как «биче Божьем»⁹². – М.Б.) и, разнеся их остатки, скрываются в прежнее время. Назовем их отрицательными деятелями человечества. Иногда, впрочем, и зиждительная и разрушительная роль достается тому же племени, как это было с германцами («племенем», весьма не любимым Данилевским) и аравитянами»⁹³.

Примат в сконструированной Данилевским иерархии отдан «семитическим (в том числе арабам. – М.Б.) и арийским (в том числе славянским. – М.Б.) племенам»; вне их только «два другие самобытные племени, хамитское, или египетское, и китайское, тоже сформировали своеобразные культурно-исторические типы». Все же прочие сколько-нибудь значительные племена «не образовали самобытных цивилизаций» или потому, что были поглощены другими этносами, оказавшимися способными создавать «культурно-исторические типы», или потому, что «живя в странах, малоудобных для культуры («географический детерминизм» у волей или неволей тянущегося к откровенному расизму Данилевского, конечно, занимает весьма видное место. – М.Б.) ⁹⁴, не вышли из состояния дикости или кочевничества (как вся черная раса, как монгольские и тюркские племена). Эти племена остались на степени этнографического материала, т. е. вовсе не участвовали в исторической жизни или возвышались только до степени разрушительных исторических элементов»⁹⁵.

В свете сказанного становится понятным, почему Данилевский совсем не хочет придавать религии абсолютно-автономного статуса, рассматривая ее лишь как одну из составных частей цивилизации⁹⁶. Хотя и более значимая, чем наука и искусство, – поскольку она есть «нравственная основа деятельности», «основа народной жизни»⁹⁷, – религия, однако, менее важна, чем «гражданское, экономическое и политическое устройство»⁹⁸, т. е. порождения того или иного «племенного духа» (или «народного характера»), Но он один лишь в состоянии придать общий и для целого ряда наций то позитивный, то негативный характер. Впрочем, этот тезис верен, утверждает Данилевский, относительно, например, лишь христианства, но никак не ислама, олицетворяющего антитолерантный дух:

«…Что же такое… сам католицизм, как не христианское учение, подвергнувшееся искажению под влиянием романо-германского народного характера? Само христианское учение не содержит никаких зародышей нетерпимости; следовательно, нельзя сказать, чтобы оно придало насильственность характеру народов, его исповедующих, как, например, это можно с полным правом утверждать относительно влияния исламизма. Если, следовательно, католичество выказало свойства нетерпимости и насильственности, то, конечно, неоткуда заимствовать их как из характера народов, его исповедующих»⁹⁹.

Но куда же в конце концов отнести Россию – коль, и по Данилевскому, скоро «нету Востока и Запада нет», – Россию с ее уникальной, но вовсе не детерминированной религией, толерантностью¹⁰⁰ как важнейшим, пожалуй, атрибутом российского национального характера, который так бесстыдно охаивают европейцы?¹⁰¹

Данилевский дважды цитирует знаменитые стихи Хомякова, явственнейше включающие Россию в категорию «Восток» и красноречиво прославляющие его будущее – одновременно, естественно, пророча мрачную судьбу ненавистному Западу¹⁰².

Культурология Данилевского не приемлет мысль историка Сергея Соловьева о том, что «Восточный вопрос» – это один из фазисов «исконной борьбы между Европой и Азией, из которых первая олицетворяет собой благотворное и животворное влияние мира, а вторая – мертвящее влияние степи, и обе суть как бы исторические Ормузд и Ариман, борьба между которыми составляет существеннейшее содержание истории». Для применения этого взгляда к «восточному вопросу», иронически комментирует Данилевский, «понадобилась, конечно, измена Ормузда – Европы своим естественным целям…»¹⁰³. Данилевский встревожен тем, что подобного рода мнения типичны для всех, кто желает принизить «самобытную роль России и славянства с их европейским характером, – в противность коренной противоположности между интересами славянского и романо-германского Mupa»¹⁰⁴.

Акцентирование «общеевропейского» характера России опасно еще и потому, резонно напоминает Данилевский, что оно поведет к пролиферации не– и антирусских национализмов, делая тем самым невозможной сколько-нибудь широкую и перманентную христианизацию и русификацию.

Появятся, предупреждает он, «молодая Армения, молодая Грузия…, а, может быть, народятся и молодая Мордва, молодая Чувашия, молодая Якутия, молодая Юкагирия…»¹⁰⁵.

И здесь Данилевский опять атакует классические постулаты современного ему западоцентризма.

Он пытается сконцентрировать свои аргументы в следующих трех небезынтересных тезисах:

«1) Борьбы между Европой и Азией никогда не существовало, да и существовать не могло, потому что Европа, а еще более Азия, никогда не сознавали себя чем-то целым, могущим вступать в борьбу, – как, однако же, сознавали себя не только борющиеся между собой государства, но и целые группы государств и народов, связанных между собой политическим и культурно-историческим единством;

2) никогда не было войны, в которой бы, даже случайно и бессознательно, все народы Европы ополчились против всех народов Азии – или наоборот;

3) Европа и Азия суть: или понятия географические, или понятия этнографические, или понятия культурно-исторические.

Как понятия географические, и притом весьма неестественные, они ни в какую борьбу между собою вступать не могли. Как понятия этнографические, они могли бы соответствовать только: Европа – племени Арийскому, а Азия – племенам Семитическому, Туранскому и другим. Но, – не говоря уже о том, что этнографическое деление не совпадает с делением географическим, как ни расширяй и ни суживай этого последнего, – при этнографическом смысле понятий Европа и Азия пришлось бы видеть в одном и том же племени то Европу, то Азию, смотря по тому, с кем пришлось бы ему бороться… Так, если принять племя Иранское за представителя Азии при борьбе его с Грецией, то пришлось бы видеть в нем представителя Европы при борьбе с Тураном или