И в дождь, и в снег, и в ясную погоду,
И при луне, и днем,
И круглый год
Мне неспокойно, словно бутерброду
Попавшему в живот.
В саду осеннем с девушкой прекрасной
Я встретился. Она брела сквозь сад
Изысканная, как сардины в масле,
Которые я ел два дня назад.
Прозрачен и ленив осенний пруд.
Вон — карп блеснул и скрылся, как монета
В кармане у торговца. Сдачей медной
Поднялись пузырьки. И снова тихо
И пусто, как в желудке поутру.
Бежали греки. Выл бродяга-ветер,
Как воет пёс на полную луну
Но с ветки дуба лишь тебя одну
Я в этот час единственно заметил.
И воздух был похож на запах странный.
Следы ж и пятна не касались глаз.
Усы и брови вымазав сметаной,
Скакал по кочкам дикий папуас.
Из мелких сумм в единое слагаем,
Он, словно пряник брошенный в окно,
Лиловым попугаем лег на дно
И там затих зеленым попугаем.
И день прошел всё так же незаметно,
Как ты прошла с улыбкой на устах.
Романтик бледный спрятался в кустах,
Прикрыв три части лба ладонью медной.
По ком тоскуешь утром ранним,
Приладив трубку к голове?
В твоем широком рукаве
Сидит блоха, как пыльный странник
Под дерева ветвистой кроной
И ест укроп и макароны,
И кружат подле мухи две,
Как стрелки две во время оно.
НАТАШЕ МИХАЙЛОВОЙ
Сквозь раскаленный песок
Рыба ползет по-пластунски.
Турки в сандалиях узких
Молча бредут на восток
Но, посыпая крупой
Темя, ты смотришь с балкона,
Левой вращая ногой,
Словно испанская дона,
Словно мгновенье, когда
Под изнуряющим солнцем
Мир разродился японцем
О четырех животах.
На девять фынь купил трепангов шайку,
Хотел с одной красоткой отобедать,
А та и не пришла. Чего вот делать?!
Всё не сожрать, а выбросить-то жалко!
Одна девица мне отказала
Весенним утром у трех вокзалов.
Над розовым морем, как гайка стальная,
Безумная птица безумным крылом
Махала безумно. За ней наблюдая,
