– Ой…
– Что там у вас? – на крыльцо, зевая, вышел отец. – Ах ты, злодейка!
И тут хрустнула ветка…
– Ваша милость! Тир! Проснитесь!
– М-ммммм…
– Ваша милость! Вы велели разбудить вас на рыбалку!
– Уже не велю. Уйди.
Слуга удалился, тихо прикрыв дверь, но сон не вернулся. Глупый какой сон. Про груши, про девчонку с облупленным носом. Во трусиха… Свалилась она с того дерева, что ли? И глупая. Почему она не потребует эту грушу? Надо требовать, тогда дадут. Не понимает, потому что девчонка.
Тир повернулся на постели, не удостоив взглядом резное блюдо, полное груш и орехов. И уплыл в другой сон, приятный и привычный – про то, что с границы вернулся папа…
Утренний холодок чуть пощипывал босые ноги.
Смотритель над рабами зевнул – солнце только поднималось – и спешно сотворил над раскрытым ртом охранительный знак, чтоб не влетело порождение Злиша, третьего, лишнего божка, не внесло порчу. Жалко. Син бы хотел, чтоб с нехорошим человеком, который обижает маму, случилось что-то плохое. Хоть немножко. Он вздохнул. Пока ни одного порождения он не видел. Может, их надо приманивать, как рыбу или птичек? Он ковырнул пальцем ноги камушки на утоптанной площадке. Почему они так долго стоят?
– Твоему сыну шесть, Асанка?
– Да, смотритель.
Рука у мамы почему-то дрожала. Син сердито покосился на злого дядю. Ну почему он всегда командует? Мама умная, почему она его слушается?
– Что ж, пора ему поработать немного?
– Господин…
– Пора-пора. В помощники пойдет, покамест… – взгляд смотрителя неодобрительно скользнул по исцарапанным ногам мальчишки, по серым от пыли подошвам. Мальчишка зыркнул глазами и спрятался за мать. – К… – большие темные глаза Асанки с мольбой смотрели на смотрителя, и он довольно благодушно улыбнулся – нравилось ему ощущать свою власть в таких случаях. – Пожалуй что к кладовщику.
Асанка только успела облегченно выдохнуть – место хорошее, перебирать зерна-травы-плоды под силу ее сыну – как смотритель зло зашипел и отшатнулся. Один из поддетых Сином камушков оказался вовсе не камнем, а затаившимся жибком, крупным прыгучим жуком. Жибок, который с ночи затаился здесь, прячась от летучей крысы, наверное, решил, что до него таки добрались. Он подскочил, с треском расправив крылья, и с жужжанием пронесся над смотрителем, оросив его рубаху и жилет пахучей черной жидкостью – слезовкой, как ее называли.
Смотритель проводил взглядом это злишево наказание, потом разглядел свой рукав, испакощенное шитье на жилете (а главное – унюхал) и полоснул по мальчишке таким взглядом, что Асанка повалилась на колени.
– Господин смотритель!
Тот скрежетнул зубами, но сворачивать шею отродью Асанки не стал. Во-первых, не его имущество, во-вторых, Асанка мастерица по тканью и кружеплет отменный, такая любую вещь в драгоценность превращает. Кому надо, чтоб такая работать не смогла из-за переживаний по ребенку? Так что он просто рявкнул:
– Марш на работу! Госпожа ждет свою накидку. А этот… этот таки пойдет к кладовщику. Но сначала – выпороть.
Взрослые так любят спать! И ночью спят, и даже днем иногда. Дан их не понимал. Ведь в жизни столько интересного! Сколько яиц в гнезде синеперой птицы под окном? Что такого у лошадей на ногах и как им удалось надеть эти железки? Почему пушинка сгорает сразу, а нитянка – погорит, потом перестанет? И почему нельзя прогнать с неба противного Злиша, если Судьбиня и Дар, старшие боги, такие сильные?
Эх, папа и мама ничего не понимают.
Сняв сына с дерева (яйца он, правда, все-таки пересчитал – пять!), вытащив из-под копыт у коня, загасив небольшой пожарчик и заплатив Храму откуп за 'невнушение отроку благих помышлений', родители решили, что сыну нужен присмотр, и попробовали нанять менторов.
Дану это не понравилось. Вредные дядьки ходили за ним по пятам, говорили глупости и пробовали даже поколачивать, когда родителей дома не было. Троих Дан выжил – хватило раков в постель и жуков в пиво. Еще трое ушли сами – один, когда Дан полез ловить кота (кот, кажется, решил, что ментор – дерево, и вскарабкался ему на голову.). Второй выдержал месяц и удрал после первой же выплаты денег. Дан тогда услышал его слова: мол, хорошо бы, чтоб на монетах вместо королевы был король (король ставился на десятках, а лицо королевы на одинарках). Мальчик решил помочь ментору, утащил на папином складе гвоздь и целую свечу нацарапывал лицам на монетах усы и бороды. Глянув на переправленную плату, ментор почему-то не обрадовался – спасибо даже не сказал! – а удрал в момент.
Третий сбежал после того, как Дан пропал. Вообще-то он не пропадал, а искал винную змею – тот ментор сам рассказывал, что они водятся в старом вине, и если постучать по бочке и сказать нужные слова, то из крана выползет алая змея. И желания выполнит. А у Дана было одно желание, очень нужное – чтобы папа никуда не уезжал. Но папа был купец, и по 'торговым делам' уезжал часто. Так что у бочек мальчишка застрял надолго. Когда поднялся из подвала во двор, слуги, мама и стража успели обыскать полгорода, а ментор – удрать, чтоб не посадили за недогляд или похищение ребенка.
Больше ни один из златоградских менторов к ним не нанимался. А мама с папой сердились и говорили, что Дан загонит их в саван. Ну что он такого делает?
Интересно, а правда, что у летучих крысок есть королева?
– Клод! Кло-од! – госпожа Надин, супруга городского лекаря, растерянно оглядывала двор. Клод такой послушный мальчик. Куда он мог деваться? А если его украли? А если…
– Я здесь, мама, – послышался тихий голос, от которого в голову бедной женщины сами собой полезли нехорошие мысли о непокойных и подземных обманках – потому что голос шел прямо из-под ног. Через пушинки три Надин сообразила, что под ногами не земля, а деревянное крылечко… и еле спустилась на ослабевших ногах по просмоленным живицей доскам. Под крыльцом было полутемно, темноту прошивали только просочившиеся солнечные лучи – тонкие, в нитку. На белой рубашке сына чуть светились пятнышки от них – как звездочки
– Клод? О Дар, что это у тебя?
Глаза цвета темного янтаря нерешительно блеснули:
– Птичка… мам, смотри, какая красивая.
Красивой птичку назвать было трудно – взъерошенные перья ее не красили. Да и к тому же пташка была самым обычным уличным скворцом. Сереньким. Но Надин кивнула.
– Милая. Где ты ее взял?
– Купил, – пожал плечиком малыш. – У мальчишек на улице.
– Зачем?
Плечико снова шевельнулось:
