Черт побери.
Ноги болтаются в шести футах от земли, накидка запачкалась машинным маслом. Наконец он швыряет меня через бар — я падаю на кучу пластиковых пакетов для мусора. Все смеются, некоторые даже аплодируют.
— Так-то, Доктор Невозможный! Всю неделя тут!
Ноги подкашиваются, но я сердит, и мне достанет смелости на выходе картинно взмахнуть полой накидки.
Бреду назад, к автобусной остановке — желающих подвезти меня не нашлось. Снял костюм в кустах у дороги. Здесь, под звездами, очень тихо. Серебрится узкий серп месяца; видно, как солнечная система кружит, точно карусель или часовой механизм. Время утекает прочь.
Барон Эфира стар. В битве с Парагоном он потерял глаз, заменил его механическим устройством собственной конструкции. Источник его первоначального могущества почти иссяк и угадывается лишь в продолговатой форме черепа и вспыхивающем, словно тлеющий уголь, глазе. Барон стар — его возраста никто не знает — и в злодеях числится давно. Начинал с грабежей на железных дорогах. Дрался с викторианскими искателями приключений и прыткими американцами, носил усы и трость с секретом, в набалдашнике которой, изукрашенном драгоценными камнями, прятались всякие приспособления.
В конце сороковых годов он приехал в Америку и основал первую «Лигу Зла». Он начал сражаться с «Супер-Эскадроном» намного раньше меня, путешествовал во времени и бился с ними через три тысячелетия в будущем. Однажды он уговорил своего аналога из альтернативного измерения украсть кучу золота, а потом надул двойника при дележе добычи. Классика.
В пятидесятые за ним потянулась дурная слава. Чего он только не вытворял: украл память у Свободной Силы, обменивался телами, клонировал самого себя. Утратил один комплект способностей и приобрел новый, заплутал во временном потоке и шесть лет провел в меловом периоде, пока не построил машину времени. Вернулся, помолодев лет на двадцать — побочный эффект воздействия временных квантов.
В шестидесятые он переосмыслил свой образ, предстал дьявольским мастером иллюзии и какое-то время оставался на свободе. В 1978 году решили, что он пропал навсегда — украденная им космическая шлюпка исчезла в пустоте, взлетев с корабля-носителя по опасной траектории. Через год он объявился — и был повержен на закате президентства Картера. Однако он всегда отличался особым стилем, даже когда выступил, вооруженный железяками с приводом и латунными спайками, против мутантов с их ядерным синтезом.
С него надо было начинать! Мы встречались пару раз, но я считаю его наставником и даже родственной душой. Честно говоря, я придумал свой наряд, ориентируясь на него. Он — джентльмен, гений, совсем не то, что мелочь с заброшенной стройки! Зря только время на них потратил. Барон — игрок серьезный. Он мне непременно поможет.
У него дом в готическом стиле в Нью-Хейвене. В прошлый раз его посадили под домашний арест — из уважения к возрасту. Запретили выходить — навсегда. С тех пор он там и живет один. За этим присматривает его старый враг, Механик — он все равно на пенсии.
Попасть к Барону в гости непросто. Дубовая аллея надежно скрывает жилище от посторонних глаз; невысокий холм под сенью дубов и вязов выглядит затененной кляксой, сумеречным пятном на ландшафте даже в солнечный день. Никто не стрижет газон. Тускло-серебристые шары видеонаблюдения бесконечно дрейфуют по участку, в нескольких футах от земли. Я появляюсь с воздуха, парю на небольшом антиграве, петляя между кронами деревьев, глушу все возможные частоты. Сам дом — викторианское чудовище с остроконечной крышей, башенками и балкончиками. Приземляюсь на крышу, торможу, чиркнув алыми ботинками о выступающий край кровли, и с размаха влетаю в открытое окно.
Я слышал, для него настали тяжелые времена, но вид хозяина дома пугает. Он давно нигде не появлялся — ходят слухи, что его последний эксперимент не удался… мутационный луч. Последствия шокирующие — правая рука оканчивается паучьей клешней, кожа на правой половине тела воспаленная, сморщенная. Организм все еще пытается бороться с наполовину законченной трансформацией.
Ступаю вниз с подоконника, стараясь сохранять достоинство. Мы давно не виделись, и я задумываюсь, кем он считает меня, возможного преемника на тропе злодейства. Странно чувствовать себя не самым злонамеренным злодеем из присутствующих…
— Доктор Невозможный. Я слышал, вы вышли из тюрьмы, — из глубин инвалидной коляски раздается одышливый хрип.
— Барон Эфира!
Здоровой рукой он сжимает трость; размышляет. Никогда не знаешь, как пойдет встреча с другим злодеем. Стили у всех разные..
— Я всегда восхищался вашей работой, — уважительно обращаюсь я к коллеге по цеху.
— Благодарю, Доктор Невозможный. Приятно думать, что твоей работой восхищаются.
Похоже, мы в кабинете: кругом книги и глобусы разных размеров, некоторые украшены алхимическими символами — настоящий антиквариат. Повсюду газетные вырезки в рамках — воспоминания о былой славе, в основном, из лондонских таблоидов: «БИГ-БЕН ПОХИЩЕН!» «МРАМОРЫ ПАРФЕНОНА ПРОПАЛИ!» «ПРИНЦ ЭФИРА?» «КОРОЛЕВА ПОД ГИПНОЗОМ ВЫШЛА ЗАМУЖ ЗА МЕРЗАВЦА!» На снимке какого-то папарацци юный чертовски обворожительный Эфир (урожденный Кляйнфельд) подмигивает в объектив камеры; он в щегольском фраке, но закован в наручники, позади полицейский конвой. Судя по авто на заднем плане, снимки сделаны в тридцатые годы. Одна стена кабинета покрыта подробными схемами и чертежами андроидов.
Барон с трудом встает, делает вид, что внимательно рассматривает глобус. Понятия не имею, о чем он сейчас думает. Он утверждал, что подстроил Корейскую войну. Хлопает решетка на двери. В реальном мире люди забегают за хлебом и «Пепси».
Наконец он опускается в инвалидное кресло, разворачивает его ко мне.
— Что вам угодно? — спрашивает он.
— Барон, я хотел обсудить с вами технический вопрос, — отвечаю я, сплетая пальцы.
— Надеюсь, вы понимаете условия моего заточения.
— Так же хорошо, как и вы.
— Ну что ж, превосходно.
— Мне нужен источник силы. Огромной мощности, но компактный. Через три недели.
Он вздыхает, с минуту молчит.
— Странно, что вы обращаетесь за помощью ко мне, Доктор. Я считал вас весьма проницательным индивидуумом.
— Я конструирую роботов. Роботы отнимают много времени. А меня ищут.
Он продолжает, не обращая внимания на мои слова:
— Я слышал про Сполоха. Не самый удачный момент для побега.
— Теперь все гораздо сложнее.
— Ваших рук дело?
— Что?
— Ваших рук дело?
— Нет, — отвечаю я.
— Вы знаете, кто в этом замешан?
— Нет. А вы?
— Нет! — Глаз сверкнул красным. — Переносной? — неожиданно спрашивает он.
— Э… не обязательно. Но время — важный фактор.
Он медленно встает, подходит к книжному шкафу и долго смотрит на полки, но не снимает с них книг. Я поглядываю в окно — Механика никакими мерами предосторожности надолго не обманешь.
— А еще… я ищу человека по имени Лазератор. Вы его знаете?
— Лазератор. Шляпа у него с таким… — Он рассеянно машет рукой.
— С зеркалом, да. Он самый.
