Так, Римская республика превратилась в солдатскую империю, полиэтническая Франция — в королевство, где «один король, один закон, одна вера», а кочевники распались самым причудливым образом. В одних случаях они смешались с аборигенами, в других — противопоставили себя им, в-третьих — заимствовали чуждую культуру, буддизм, в-четвертых — вообще потеряли традицию.
Сложность этого периода в том, что, кроме фактора этногенеза, активно действовали еще два: засуха, кончившаяся в IV в., и соседство с другим суперэтносом — Китаем, абсолютно враждебным к «северным варварам». Только учет этих трех параметров позволил дать интерпретацию этой жуткой эпохи в специальном исследовании, на результатах которого мы будем базироваться в дальнейшем повествовании.[110]
Когда хунны, теснимые засухой, поселились в Ордосе и Шэньси, где усохшие поля превратились в сухую степь, все-таки пригодную для скотоводства, казалось, что эти два этноса могут жить в мире. Но в Китае, как в Риме, власть перешла в руки солдатских императоров династии Цзинь, а это люди грубые и недальновидные. Китайские чиновники безнаказанно обижали хуннов, хватали их юношей и продавали в рабство в Шаньдун, для вящего издевательства сковывая попарно хунна и куда. Хунны были «пропитаны духом ненависти до мозга костей», но их, вместе с сяньбийцами, было в Китае всего 400 тысяч, а китайцев уже 16 млн. Правда, в Шэньси были еще тангуты и тибетцы, всего около 500 тысяч, но они равно ненавидели китайцев и степняков. Кроме того, хуннских князей китайцы приглашали ко двору, обучали языку и культуре, а фактически — держали как заложников. Положение хуннов казалось безнадежным.
И вдруг в 304 г., во время очередной драки китайских воевод между собой, хуннский князь Лю Юань сумел вернуться домой. Старейшины хуннов обрели вождя и приняли решение «оружием вернуть утраченные права».[111] Лю Юань повел свой народ к победе.
Хунны в 311 г. взяли столицу Китая Лоян, а затем — вторую столицу, Чаньань, и в ней — китайского императора. К 325 г. весь Северный Китай был захвачен хуннами.
Китайцы перешли к тактике заговоров, в 318 г. приближенный шаньюя — китаец — убил его, но хуннские войска разбили заговорщиков, однако при этом потрясении держава их разделилась: кулы отложились от природных хуннов, победили их и истребили всю знать в 329 г.
Кулов постигла та же участь. В 350 г. усыновленный шаньюем китаец произвел государственный переворот и приказал убить всех хуннов, причем погибло много китайцев «с бородами и возвышенными носами» — типичный геноцид.
Изверга разбили южные сяньби — муюны, которые унаследовали Северный Китай. Их соперниками оказались тангуты, царь которых, Фу Цзянь, подчинил весь север Китая и Великую степь, которую пересекли сибирские сяньбийцы — табгачи, выходцы из Забайкалья. Они разгромили в Ордосе хуннов, избежавших истребления в 350 г., и южных сяньби-муюнов.
За это время тангутский царь Фу Цзянь совершил нападение на Южный Китай и потерпел поражение при р. Фэй. Все покоренные им этносы покинули его в беде, и тибетцы поймали его в его царстве и убили. К 410 г. табгачи победили муюнов и стали самым сильным этносом на берегах Хуанхэ.
Это не конец перечня событий, но остановимся для их анализа.
Вначале, около 304 г., пассионарный уровень хуннов был столь высок, что они победили Великий Китай. Но этот уровень был ниже того, который требовался для сохранения связей внутри державы. Поэтому отложились кулы и, перебив хуннскую знать, еще снизили уровень — до уровня южных китайцев. Результат был однозначен, китайцы вырезали кулов, а муюны-сяньбийцы, перемешавшиеся в Ляодуне с корейцами и китайцами, захватили низовья Хуанхэ.
Тангуты, жившие долгое время изолированно, победили муюнов, но, создав лоскутную империю, шагнули к гибели. Фу Цзянь растратил потенциал своего этноса на войны и казни своих соплеменников, так как хотел получить популярность среди завоеванных племен, а те его предали, ибо этнические симпатии не покупаются. И он погиб.
Наступила пора войны освободившихся муюнов, опиравшихся на плохо усвоенную китайскую традицию, с табгачами, которых все считали в IV в. дикарями. Табгачи победили, ибо были монолитным этносом, а не химерой — комбинаций нескольких компонентов из разных этнических систем. Но покорив Северный Китай, они встали на путь своих предшественников, а этот путь вел к гибели.
А хунны?.. Они не погибли, ибо были великим народом Погибла только та часть, которая пошла на контакт с китайцами — народом многочисленным, хотя и находившимся в последней фазе этногенеза, за которой идет либо распад, либо гомеостаз. Безграмотные кочевники Ордоса обрели вождя, Хэлянь Бобо, который вспомнил, что его народ некогда — во 2 тысячелетии до н. э. — жил на берегах Хуанхэ и был изгнан оттуда предками китайцев. Подобно вождю вандалов Гензериху, разрушившему Рим, чтобы отомстить за разгром Карфагена, Хэлянь Бобо в 407 г. создал хуннское царство в Ордосе и объявил, что воссоздал древнее царство Ся.
Вот третий вариант хуннского этногенеза и культуры, но был и четвертый: в 400 г. некий хунн, Мэн Сун, захватил нынешнюю провинцию Ганьсу и основал в ней княжество Хэси (буквально — »западнее реки», подразумевается Хуанхэ). Это государство буддийские монахи называли «бриллиантом северных стран», Там были знаменитые пещеры Даньхуана.
Оба хуннских государства были завоеваны табгачами: Ся в 431 г., а Хэси — в 460 г. Хунны на востоке погибли одновременно с гуннами на западе — в 463 г. Вряд ли это простое совпадение; скорее, здесь неудачно пережитый кризис — фаза надлома этногенеза в исключительно неблагоприятных условиях.
И наконец, около 488 г. племена теле уничтожили государство «малосильных хуннов» в Семиречье — Юебань. Казалось бы — это конец эпохи, но дело обстоит гораздо сложнее: хунны сумели передать эстафету культуры другому народу, покрывшему себя славой. Инерционный период кочевой культуры все-таки, несмотря ни на что, состоялся. И в этом — вторая заслуга хуннов перед мировой историей.
25. Без родины и отечества
Замечательный французский историк и ориенталист Рене Груссе, описывая в своей «Степной империи»[112] эпоху IV–V вв., назвал ее «Великим переселением народов в Азии», тем самым уподобив ее европейскому передвижению германцев в Римскую империю. Некоторое сходство, действительно, есть, но различий больше.
Хунны просто вернулись на склоны Иныпаня и Алашаня, откуда их выгнали ханьские войска во II в. до н. э., причем китайский историк писал: «Хунны, утеряв эти земли, плакали, когда проезжали мимо этих гор». И вели себя хунны, вернувшись на утраченную родину предков, не так, как вандалы или свевы в Испании или Африке.
Сяньбийцы никуда не переселились, а только расширили свое царство за счет обессиленного и обеспложенного Северного Китая. В Южном Китае продолжала существовать национальная династия Цзинь, лишь в 420 г. низвергнутая не пришельцами из Степи, а аборигенами, племенами группы «мань». Эти племена, близкие к современным вьетнамцам, малайцам и бирманцам, были завоеваны еще ханьцами, отчасти окитаены, но отнюдь не обожали своих правителей, сбежавших от хуннов за непроходимый барьер голубой реки Янцзы. На юге цзиньцев не уважали и при случае расправились с ними.
Тангуты (ди) и тибетцы (кян) жили на своих исконных землях. Попытку овладеть гегемонией в Северном Китае они сделали себе на беду. После катастрофы 383 г. тангутов не стало, а тибетцы отошли на запад, в горную страну Амдо, где их нашел Н.М. Пржевальский. До этого судьба их была связана с Тибетом, а не с Китаем и Великой степью.
Кто же переселился на юг? Только один этнос, зато самый замечательный — табгач.[113]
Табгачи, подобно всем этносам этой эпохи, были смесью, но не с китайцами или хуннами, а с древними тунгусами. Они, подобно последним, носили косы. Находясь вне зоны пассионарного толчка, они включились в активную историю позже всех, ибо пассионарность они импортировали путем контактов с южными соседями, как англичане, получившие ее от викингов и французских феодалов. Будучи самыми «отсталыми», табгачи в IV в. еще не прошли свою акматическую фазу и истратили энергию системы на внешние войны с муюнами, хуннами и южными китайцами. Достигнутая в V в. победа объясняется не
