51. Уйгуры
Пассионарный толчок IV–III вв. до н. э. поднял степных хуннов и сарматов, но не задел ни Южной Сибири, ни цепочки оазисов в предгорьях Наньшаня и Куньлуня — области, которую китайские географы называли «Хэси», то есть «Западнее реки (Хуанхэ)». Когда великая засуха окончилась, и пустыня снова превратилась в цветущую, благоухающую степь, сибирские кыргызы (потомки динлинов), привыкшие в благодатной Минусинской котловине к оседлой жизни, не воспользовались представившимися возможностями для расширения на юг. Их потребности вполне удовлетворяли ирригация, позволявшая пасти скот около дома, на орошенных пастбищах.
Иначе повели себя южане. Двенадцать племен Теле (телеутов) [295] заполнили демографический вакуум в Великой степи. В IV в. они несколькими волнами переселились на север от сузившейся пустыни на телегах с высокими колесами, развели стада и табуны и… попали в лапы хищных жужаней, обложивших телеутов тяжелой данью. [296] Сто лет (384–487 гг.) телеуты терпели жужаньский гнет, но в 487–488 гг. они проявили неожиданную прыть, восстали, переселились в долину Черного Иртыша, разгромили Юебань, державу потомков «малосильных» хуннов, и добыли желанную независимость. Надо полагать, что за столетие телесские женщины восприняли некоторую долю хуннской пассионарности от аборигенов Великой степи, с коими они не могли не общаться: тесно и дружелюбно. Ведь они заселяли пустую, а не чужую землю.
Но конфедерация племен не могла тягаться с военными организациями: ордами, обладавшими твердой властью и дисциплиной. Телеутов в 495–496 гг. разгромили эфталиты, затем, в 516 г., им нанесли тяжелое поражение жужани, подчинившие их в 541 г., а в 546 г. их покорили тюркюты, под игом которых телеутские племена изнывали 200 лет. Причиной столь тяжелых неудач было, с одной стороны, слишком широкое распространение от Балхаша до Байкала — при редком населении, а с другой — особенности их этнической доминанты, племенная раздробленность и вольнолюбие, питавшее эту раздробленность, в результате одни племена погибли, как сеяньто, другие отложились и зажили самостоятельно — курыканы на Верхней Ангаре, третьи слились и иноплеменниками — киби. Только одно племя — уйгуры, или токуз- огузы,[297] объединив вокруг себя остатки рассыпавшейся конфедерации, сокрушили в 745 г. Тюркский каганат, разбили своих бывших союзников: басмалов и карлуков и основали в 747 г. собственный каганат, продержавшийся до 840 г., то есть меньше ста лет.
За это небольшое время уйгуры спасли династию Тан, подавив солдатское восстание пограничных войск в 763 г. и остановив тибетскую агрессию в «Западный Край» (бассейн реки Тарим),[298] подчинили соседних киданей и кыргызов и построили роскошный город — Каракорум, ставший резиденцией хана. Каждые три года только в Минусинскую котловину приходил караван арабских купцов из 20–24 верблюдов, нагруженных узорчатыми тканями.[299] «Страна диких нравов… превратилась в страну стремления к добрым делам», — писал манихейский миссионер IX в.
Границы Уйгурии были уже границ Тюркского каганата, но благодаря удачным походам хана Моянчура (745–759 гг.) она оказалась в исключительно благоприятных условиях и не имела сильных врагов вокруг себя. На западе с 766 г. усилились карлуки, но они сосредоточили все свое внимание на юго-западе и не переходили естественной границы — Тарбагатая. На юге лежал в развалинах униженный Китай. Император признал за Моянчуром ханский титул, то есть равенство Уйгурии и Китая, и уйгуры получали замаскированную дань. Тибет был не опасен — все силы он отдавал на войну с заклятым своим врагов — Китаем.
И тут мы наталкиваемся на трудность, пока ещё никем не отмеченную. В поединке Китая с Тибетом Уйгурия была в самом выгодном положении: она решала судьбу успеха на каждом этапе войны. А ведь война шла за контроль над великим караванным путем, то есть за пошлины, уплачиваемые купцами, возившими шелк из Китая в Европу.
Поскольку самый удобный маршрут караванного пути шел от Дуньхуана, через Хами в Турфан, Джунгарию и оттуда в Хазарию, уйгурам перепадала изрядная часть пошлины. Поэтому Уйрурия богатела. Кроме того, подчинив енисейских кыргызов, уйгуры взимали с них подать мехами, и сами могли продавать соболей, стоивших не меньше шелка.
В VIII–IX вв. степная зона Евразии была обильно увлажнена. Скоту угрожала не засуха, а слишком глубокий снег, разгрести который овцам было не под силу. Но выпадал он не часто. Короче, Уйгурия перед своим концом находилась в самых лучших условиях.
Так почему же в 840 г. один заговорщик при помощи тюрок-шато убил хана, а другой — изменник — привел отряд кыргызов и отдал на разорение столицу своей родины? Почему в обоих случаях были призваны иноплеменники? И почему не реагировали на это сами уйгуры? Источники на эти вопросы не отвечают, историки их обходят. Значит, надо прибегнуть к этнологии.
52. Фаза обскурации — Уйгурское ханство
Трагедия 840–848 гг. — явление недооцененное во всемирной истории. Оно упоминается почти во всех обзорах,[300] но как эпизод, тогда как это был конец суперэтноса, созданного хуннами, сяньбийцами и сарматами в III в. до н. э., и превращение этносов в реликты. Традиционная методика исторического анализа не могла отличить грань между историческим становлением — этногенезом и клинической смертью — гомеостазом.
Попытка ввести в научный оборот большее количество подробностей [301] увеличила калейдоскопичность, но не внесла ясности в проблему и ее значение. Жаль, потому что разгром Каракорума в 840 г. событие такого же масштаба, как падение Константинополя в 1453 г., а уйгуры по талантам, восприимчивости, героизму не уступали византийцам эпохи Палеологов, и также стали жертвой природных смен фаз этногенеза и контактов на суперэтническом уровне.
В VIII в. уже никто из степняков не хотел воевать, иначе как ради защиты своих юрт и кочевий от соседей. Племена устали от потрясений, произведенных тюрками, и хотели наслаждаться безмятежным покоем. «Уйгурия вела свои войны необыкновенно вяло, ограничиваясь пограничными стычками». Кидани подчинились уйгурам добровольно; кыргызы — ненадолго, да и отплатили за это подчинение с лихвой. В этой политической бездеятельности сказалась психология народа, стремившегося не столько к порабощению соседей, сколько к обеспечиванию собственной свободы. Это отмечено китайским дипломатом, сказавшим тибетскому полководцу: «Мы уважаем это государство за то, что оно свято блюдет договоры и не покушается на не принадлежащие ему земли».[302]
В Уйгурском степном ханстве стало мало искренних жертвенных людей, способных сплотиться вокруг хана, но их было достаточно для оппозиции правительству и возбуждению племен к отпадению. Честолюбивые претенденты в борьбе между собой привлекали иноземцев, а в племенах наряду с вольнолюбивыми богатырями, которых становилось все меньше и меньше, умножались люди, склонные к праздности. Это и есть снижение пассионарного напряжения, ведущее этническую систему к последней фазе — обскурации. Тогда этнос разваливается на части и никто уже не в силах остановить этот необратимый процесс.
Согласно теории этногенеза, в фазе обскурации идет быстрая утрата пассионарности этнической системы. Это выражается в том, что процент особей с высокой пассионарностью сокращается и последние пассионарии уже не могут влиять на большинство, состоящее из гармоничных и субпассионарных особей. Процесс может быть задержан устранением из популяции субпассионариев, пусть не всех, но многих. Однако вряд ли кто-либо решится на такую вивисекцию. Это могут сделать только обстоятельства, находящиеся вне контроля людей.
В середине VIII в. пассионарность у уйгуров была высока. Арабский историк Кудама сообщает, что десять токуз-огузов могли справиться с сотней карлуков.[303] Такие богатыри, даже будучи малочисленны, поднимали воинский дух тех пастухов, «силами которых тюркюты геройствовали в пустынях севера».[304] О субпассионариях пока ничего не слышно. Прошло полвека. Победы продолжались, но при численном перевесе, и сопровождались
