72. Халифат и химеры
Сделаем краткое резюме. Прогрессивное экономическое развитие стран Ближнего Востока в Х-ХI вв. отсутствовало. Рост производительных сил ограничивался постоянными войнами. Если и были то там, то здесь «тихие» десятилетия, вслед за ними шли годы кровопролития, смешавшие часть накопленных материальных и культурных благ. В лучшем случае сохранился уровень, достигнутый при Аббасидах, да и то за счет талантов и трудолюбия таджиков, персов, арабов и хорезмийцев.
Социальные системы упрощались. Победоносные тюрки либо сохраняли свой быт, либо составляли войска султанов, живших очень неплохо за счет аборигенов и умиравших в сражениях, которые бывали часто, даже слишком часто.
Талантливых поэтов и ученых было много, но жизнь их была незавидна. Судьба их зависела от произвола султанов и доносов факихов. И все-таки они работали. Слава им! [408]
Но на фоне социально-экономической стабильности процессы этногенеза шли убыстренно, что и определяло напряженность политической истории, т. е. калейдоскопичность событий, смену удач и трагедий, определяющую характер жизни этносов и отдельных людей. А ведь именно это интересует современников и участников событий и тех историков-этнологов, которые хотят этом разобраться.
Теперь пора перейти к первому, предварительному обобщению. В начале XI в. всей оседлой, земледельческой, цивилизованной частью мусульманского суперэтноса овладели химеры. В Ираке и Западном Иране дейлемито-арабо-персидская — халифат; в Восточном Иране — тюрко-иранская — Газневидский султанат; в Мавераннахре и Кашгарии — тюрко-таджикская — государство Илекханов (Караханидов); в низовьях Амударьи — тюрко-хорезмийская. Моноэтнический принцип социальной организации был утрачен всюду, кроме Сибири, Месопотамии, где вожди бедуинских племен захватывали города и держали себя независимо, и самой Аравии, где в Бахрейне весь XI в. процветала Карматская республика. Как ни странно, именно эта антисистема сохранила этнический арабский облик, который был утрачен в столице — мировом городе Багдаде. Но распространение ее было ограничено. Хотя карматские эмиссары (да'и) проповедовали по всему Ирану, новообращенные неизменно терпели поражения от дейлемитов и тюркских гулямов. Следовательно, можно сказать, что карматская угроза стимулировала размножение этнических химер, а это влекло важные сдвиги в этногенезе.
Химера — система неустойчивая. Возникает она только тогда, когда пассионарное напряжение спадает и приближается к нормальному уровню — гомеостазу. Тогда исходные этносы не сливаются в новый этнос, а аннигилируются, т. е. попросту говоря, — исчезают. Это равно относится к побежденным и победителям. И вот нет более грозных дейлемитов; исчезли храбрые чигили и ягма; без следа пропали древние хоразмии; куда девались халаджи, карлуки и могучий этнос гурцев? Хотя потомками их В.В. Бортольд считал современных джемшидов и тайменей.[409]
Однако потомки есть у всех, и они живут, но в составе других этносов, ибо этносы — система, а не человеческое поголовье с условным названием, которое можно менять по произволу. Но когда этнос живет как целостность и сталкивается с химерой или антисистемой, дело кончается тем, что остается кто-то один. В XI в. эта ответственная роль выпала на долю сельджуков.
73. Этнос и химеры
Бывает, что старые этносы вдруг оживают.
Вспомним, что чаще всего пассионарный генофонд передается по материнской линии, хотя растрачивается он драчливыми мужчинами. Когда огузы, оттесненные засухой Х в. на юг, поселились на склонах Копет-дага, с которого стекали прозрачные ручьи», орошавшие заросли фисташковых деревьев и прилегающие луга, они продолжали делать набеги на соседей, ибо привыкли к мелким войнам на своей родине. В числе добычи были женщины из Хорасана и Гургана, носительницы пассионарности арабов и таджиков. Действительно, уже второе поколение этих метисов, воспитанное в традициях степной доблести и верности, одержало победу при Денданакане над газнийскими гулямами, а их детей и внуков донесли степные кони до лазурных вод Мраморного моря.
Когда циклоны снова понесли атлантическую влагу в степи Приаралья, те зазеленели, овцы и кони нагуляли жир, а люди получили возможность истратить свою энергию, ранее уходившую на поддержание жизни, на улучшение ее. В XI в. этого можно было достичь только путем побед. Тогда огузы-мусульмане покинули родные степи и устремились на юг.
В 1030–1040 гг. потомки славного Сельджука из племени кынык захватили Хорасан, без боев подчинили Иран в 1040–1054 гг. и вышли на границы Византии.
Сельджуки быстро шли на запад, безжалостно истребляя беззащитное население, даже женщин и детей.[410] В 1055 г. великий султан Тогрул-бек вступил в Багдад. Разложившиеся и потому не сопротивлявшиеся Буиды еще 7 лет держались в Фарсе, а потом все кончилось, и для династии, и для этноса. Еще одной химерой стало меньше. В 1071–1078 гг. сельджуки захватили Малую Азию и Сирию.
Затем пришел черед Караханидов. Великий султан Мелик-шах в 1089 г. взял Бухару и Самарканд и пленил караханидского хана. Через некоторое время султан освободил хана, но того убили заговорщики. Постоянные беспорядки в Самарканде были прекращены лишь в 1130 г. великим султаном Санджаром, Караханидов.
Три первых великих султана: Тогрул-бек, Алп-Арслан и Мелик-шах — правили счастливо, потому что их подданные, переселившиеся в Иран и Малую Азию, продолжали пасти свой скот, приносить подарки своим женам и обучать доблести и верности своих сыновей. Они оставались воинами. Духовные дела были препоручены халифу и арабам, а гражданские образованным персам. Значит, в обширной Сельджукской империи возникла этническая ксения, а не химера. С химерами этносы умеют справляться, но когда сельджуки натолкнулись на организованную антисистему, им пришлось туго.
Честолюбивый Хасан Саббах, чиновник канцелярии султана Мелик-шаха, выгнанный за интриги, стал исмаилитским имамом. В 1094 г. ему удалось овладеть горной крепостью Аламут в Дейлеме и еще многими замками в разных местах Ирана и Сирии, а в 1126 г. сирийские исмаилиты приобрели крепость Баниас и десять других в горах Ливана и Антиливана.
Однако не крепости были главной опорой этих фанатиков. Большая часть подданных «старца горы» жила в городах и селах, выдавая себя за мусульман или христиан. Но по ночам они, послушные приказам своих да и, совершали тайные убийства или собирались в отряды, нападавшие даже на укрепленные замки. Мусульмане не считали их за единоверцев, и поэт XII в. рассказывает, что во время приступа его замка мать увела свою дочь на балкон над пропастью, чтобы столкнуть девушку в бездну, лишь бы она не попала в плен к исмаилитам.[411] Попытки уничтожить этот орден были всегда неудачны, ибо каждого везира или эмира, неудобного для исмаилитов, подстерегал неотразимый кинжал явного убийцы, жертвовавшего жизнью по велению своего старца.
Хасан Саббах не ощущал недостатка в искренних приверженцах. Жестокость сельджуков при походе на Багдад не была забыта за сорок лет. И поэтому персы, пошедшие на службу к сельджукам, рассматривались как предатели. Так погиб в 1092 г. везир Низам-аль-Мульк от кинжала фидаина. Так в Исфахане ложнослепой нищий, прося проводить его до дому, заманивал мусульман в засаду, где доверчивого добряка убивали.[412] Но это были мелочи. Хасан, не будучи в силах справиться с сельджукскими воинами, лучшими в мире, нашел способ сломать не социальную, а этническую систему. Он направил своих убийц на самых талантливых и энергичных эмиров, место которых, естественно, занимали менее способные, а то и вовсе бездарные тупицы и себялюбцы. А эти последние, занимая низшие должности, способствовали действиям исмаилитов, ибо знали, что кинжал фидаина откроет им путь на вершину власти. Такой целенаправленный геноцид за 50 лет превратил Сельджукскую империю в бессистемное скопление небольших, но хищных княжеств, пожиравших друг друга, как пауки в банке.
Однако исмаилитам не удалось победить! Даже расколовшись на княжества и потеряв этническую
