Крокодил действительно всплыл шершавой колодой и долго двигался рядом.
— Стар он, — сказал Олле. — Мохом оброс. Ты его не трогай. Это любимый крокодил Отшельника. Он его Геннадием зовет.
Отшельник, опираясь на посох, ждал их на берегу. Длинные волосы его касались плеч, борода свисала до пояса, а чресла были перепоясаны козьей шкурой.
Гром вылез из воды, подбежал к Отшельнику и стал отряхиваться. Кончик его хвоста и нос образовали некую воображаемую ось, вокруг которой со страшной скоростью двигалось все остальное. Брызги разлетались во все стороны.
— Железный организм, — пробормотал Отшельник. — Это ж надо, выйти из такой тряски без сотрясения мозгов. Уважаю.
Когда Олле и Нури, выпустив из плота воздух и перенеся на сухое место рюкзаки, подошли к Отшельнику, тот долго жевал губами, молчал, а потом сердито спросил:
— Газельи потроха привезли?
— Ни даже говяжьего ливера, — мгновенно среагировал Нури.
— Меня смех душит, — грозно сообщил Отшельник. — Но тем не менее я вас приветствую и прошу в пещеру.
Он переступил через крокодила и пошел не оглядываясь.
— Только собачку придется оставить. И лошадка пусть себе пасется, ее никто не тронет. У меня здесь тихо, спокойно. Отдохнете и дальше пойдете.
Вход в пещеру был закрыт цветастой занавесью. Отшельник откинул ее, и сразу гостей оглушил утробный рык. Под люстрой, свисающей с невидимого в высоте свода, метался и ревел огромный лев.
— Чтоб я так жил, Варсонофий! — неожиданно закричал Отшельник. — Что я тебе, из себя потроха достану?
Лев замолчал и ушел в угол. Отшельник, также внезапно успокоившись, сказал непонятно:
— Или я завтра вскрою НЗ, или вся программа полетит к черту.
В пещере было уютно и просторно. На ровном полу пушистый ковер, у стены большой письменный стол, длинный пульт и шкаф, набитый книгами. Рядом — низкая тахта, а в стороне, под странным коленчатым сооружением, располагалось львиное логово — охапка сухой травы.
Нури долго рассматривал удивительную конструкцию — причудливое сочетание рычагов и микрофонов. Самый длинный рычаг заканчивался тяжелым ботинком.
— Для него? — кивнул Нури в сторону льва.
— Точно. Спит, скотина, на спине и храпит неестественно. Пришлось соорудить эту штуку. Она срабатывает, когда уровень храпа превышает 60 децибел. Тогда рычаг воздействует на него ботинком в зад. Сейчас я сплю спокойно.
— А попросить его выйти вон нельзя?
— Увы. Это его пещера. По сути, он мне ее сдает за ящик газельих потрохов в неделю.
— Обдираловка, — возмутился Нури.
— А он считает, что терпит меня чуть не задаром.
Олле перебирал книги. В основном это были труды по психологии животных, справочники рационов, записки натуралистов и дрессировщиков.
— «Сытый хищник. Очерки по экспериментальной психологии. Ф. А. Судьба», прочитал он вслух. — Интересно: сытый хищник…
— Об этом потом. Пока прошу откушать чем бог послал, — пригласил Отшельник.
На столе была жареная рыба, вареники с творогом из молока антилопы, на десерт бананы и ананас. Эту превосходную еду гости и хозяин запивали соком манго. И вели неспешную беседу.
— Варсонофий, — задумчиво сказал Олле. — За что вы его так?
— А вы знаете, кто я?
— Знаем. Отшельник.
— В миру я Франсиск Абелярович Судьба. Я, может, из-за этого и в отшельники ушел. А уж если я Франсиск, то он Варсонофий. И никаких сантиментов.
— Там я у вас книжку видел.
— Проблема — сытый хищник и голодный. Это, я вам скажу, два разных хищника. Я изучаю условия, когда все сыты. И здесь свои трудности. Возьмем Варсонофия. Сытый он спит. А у спящего какая психология? Нет никакой. Просыпается он уже голодным — и объект наблюдения исчезает, поскольку меня интересует сытый. Идиотское положение… А вообще здесь рай. Никто никем не закусывает. Все, представляете картину, толстые, довольные, непуганые.
— Рай — это хорошо, — сказал Нури. — Но какой смысл изучать сытого хищника? Полезен голодный. Мы знаем, что, гоняясь, скажем, за антилопой, лев поддерживает ее жизненный тонус, способствует тому, чтобы она всегда была в форме. А больных и слабых он съедает. Выживают самые здоровые.
— Ловлю вас на противоречии. Если бы это было так, то копытные, непрерывно совершенствуясь в ходе естественного отбора, стали бы недосягаемыми для хищников. И те бы вымерли.
— Противоречия нет, хищники ведь тоже совершенствуются.
— Пусть так. Но этот процесс природа рассчитала на тысячелетия, а наши беззаботные предки почти всех перебили за каких-то двести лет. Когда в стаде не десятки тысяч голов, а жалкая сотня, то о каком естественном отборе можно говорить? В этих условиях больных мы лечим, а слабых, со слезами, сами съедаем. Хищнику ничего не остается. А ведь и его по-человечески жалко, вот и берем на свое иждивение. Кормим от пуза, и у него появляются этакие паразитические, буржуазные наклонности. Потому и изучаем.
— Ну, а Варсонофий? — вмешался Олле.
— Отучили. Всех отучили. Мы держим в стаде десяток механических зебр и антилоп. И пару жираф. Я видел, как за зеброй гонялся леопард. Бедняга через полчаса вывалил язык, а механозебра хоть бы что. Два-три таких урока и вдоволь газельих потрохов — и вот вам кроткая кошечка.
Ночью Нури так и не мог заснуть. Сначала тихо шебуршал Отшельник и часто зачем-то выходил из пещеры. Потом снаружи кто-то гремел ящиками, смеялся и переговаривался вполголоса, а когда все утихло, по-дурному захрапел Варсонофий. И каждые пять минут со скрипом срабатывала рыжачная система, и ботинок гукался о львиный бок… Олле, привычный к лесным шумам, как лег, так за ночь ни разу не пошевелился.
— В гробу я видел такое отшельничество, — сказал за завтраком хмурый Нури.
Хозяин накрыл стол у входа в пещеру, рядом со штабелем возникших за ночь ящиков. Слышно было, как в своем логове хрустел газельими потрохами Варсонофий. Потроха с виду напоминали галеты и, как объяснил Отшельник, состояли из сложной смеси белков, витаминов, жиров и углеводов. Каковы они на вкус, никто, кроме Грома, не захотел узнать. Пес же ел потроха с явным удовольствием.
— Эти снабженцы всегда нарушают график, — пожаловался Отшельник. — А продукты обычно доставляют ночью. У антилоп гну аллергия к дирижаблю.
— Извините, я не хотел… — устыдился своей реплики Нури.
— Что вы, Нури, — Отшельник улыбнулся. — С непривычки здесь действительно немного шумно. Но… вас, наверное, интересует не это?
— Вы видели ее? — спросил Олле.
— Такую синюю, в белый горошек?
— В горошек, — грустно сказал Нури. — Мы потеряли след.
— С кадычком между лопаток?
— Точно.
— Нет, не видел. Но вот в том стаде вчера я заметил приблудную антилопу. Так вот, рога у нее были белые в синий горошек. А когда Варсонофий, в котором, надо сказать, порой просыпаются забытые инстинкты, кинулся к ней, она не убежала. Однако есть ее он не стал. Обнюхал и ушел. Согласитесь, для того, кто два года сидит на концентратах, это странно. Я полагаю, это была она.
Наступило минутное молчание. Олле сидел с отсутствующим видом, Нури гладил пса.
— Я не могу утверждать наверняка, — нарушил паузу Отшельник. — Но что мы знаем о возможностях приспособления животных, тем более инопланетных?
