нижней полки посудомоечной машины.
— Но ты ведь ходишь туда, так? Вы с Джимбо болтаетесь у фонтана чуть ли не каждый вечер.
— Ну, теперь уже не каждый вечер. — Марк выпрямился и снова протянул руки за посудой. — Там под каждым кустом копы. Вопросы всякие задают. Идиотизм.
— Не такой уж идиотизм. Это то, чем должна заниматься полиция. — Она чуть агрессивно сунула ему два стакана.
— Да не похоже, чтоб они горели желанием поймать того типа, — упрямился Марк. — Так они добьются только того, что к фонтану будет приходить ребят все меньше и меньше, пока совсем не перестанут. Не уверен, что «плохой парень», если он вообще существует, остановится. По-моему, они просто не знают, где его искать. — Он положил стаканы в машину.
— Чем же, по-твоему, следует заняться полиции, Марк?
— Торчать в парке, да только не так, как сейчас, не на виду. Спрятаться, замаскироваться. Только тогда у них появится шанс.
— И использовать вас, мальчишек, как живцов? Нет уж, спасибо. — Она вручила ему еще один стакан и достала из мойки его тарелку. — Будь добр, не ходи больше в парк по вечерам, хорошо? По крайней мере до тех пор, пока не поймают того, кто похищает мальчиков. И мне, по правде говоря, до лампочки, что родители Джимбо разрешают ему разгуливать там каждый вечер. Джимбо не мой сын. Он может ходить туда один, или вы с ним можете посидеть у нас, или сходите куда-то в другое место. Дочь Ширли, Бриттани, отлично проводит время в компании своих сверстников. Они там организовали что-то вроде клуба, даже танцы устраивают.
— Я тебя умоляю. Нет у меня особого желания ходить в детский церковный кружок вместе с дочкой Ширли.
— Хотелось бы, чтобы ты все же подумал об этом Прошу тебя. Вы с Бриттани могли бы, ну, я не знаю...
— Мам, ты извини... Я все хочу спросить...
Она закрыла рот, не закончив фразу, нахмурилась и кивнула ему. Успев пожалеть о своем решении, Марк все же спросил:
— Вот этот пустой дом, что за нашим, — про него ничего такого люди не рассказывали?
На долгую секунду рот матери распахнулся, а взгляд стал туманным Ее пальцы выпустили тарелку, которая упала на пол и разбилась на три осколка, рассеяв по полу остатки сахарной пудры. Нэнси опустила глаза на осколки, руки ее неподвижно замерли в воздухе.
— Что с тобой? — спросил Марк. — Что-то не так? — добавил он, на этот раз имея в виду совсем другое.
Медленно-медленно Нэнси нагнулась. Она не меняла положения рук, пока не коснулась пальцами пола, после чего подобрала три осколка тарелки и вставила их один в другой.
— Все в порядке, Марк, — проговорила она. — Принеси, пожалуйста, веник и совок.
Чувствуя себя едва ли не отвергнутым, Марк вышел с кухни. Когда он вернулся и опустился на колени подле матери, она выхватила у него веник и совок:
— Дай сюда Я разбила, мне и подметать, правильно?
Поднявшись, Марк отступил на шаг и молча наблюдал, как она заметает в совок мелкие осколки, следом — пудру, а потом повторяет все, тщательно прохаживаясь веником по одному и тому же месту, будто сметая невидимые соринки. Марк решил не отходить от матери, пока она по крайней мере не посмотрит на него.
Избавляя кафельные плитки от несуществующих соринок, Нэнси собралась с духом и заговорила, не поднимая взгляда:
— Ты спрашивал об этом пустом доме на Мичиган-стрит, да? — Она сознательно говорила монотонным голосом
— Мам, не прикидывайся.
Она все же подняла на сына глаза:
— Думаешь, я прикидываюсь? А в каком смысле я прикидываюсь, а?
— В том, что ты наверняка знаешь что-то об этом доме.
— Думай что хочешь. — Рука с веником замерла.
— И тарелку ты выронила, когда я о доме заговорил, это очевидно.
Нэнси выпрямилась, не отрывая взгляда от лица сына.
— Выслушай меня, пожалуйста, Марк. — Взмахом руки она велела ему посторониться, чтобы выбросить мусор в корзину. — Ты еще понятия не имеешь, что очевидно, а что — нет. Ни малейшего.
— Ну так объясни мне, — сказал он, еще больше обеспокоенный ее поведением.
— Ты ведь заинтересовался тем домом не просто так. Ты что-то натворил, Марк?
— В смысле?
— Ты залезал туда?
— Нет.
— А пытался?
— Да нет же, — бросил он, задетый за живое.
— Вот и хорошо. Не
— Я сам дом только вчера заметил.
— Очень жаль. — Ее взгляд стал более напряженным. — Ответь мне на один вопрос Допустим, раньше ты не замечал этого дома, потому что все остальные игнорируют его. Логично?
Марк немного подумал, затем кивнул.
— Теперь давай просто предположим, хорошо? По-моему, в доме этом случилось нечто страшное — очень, очень страшное, и поэтому все обходят его стороной.
— А как же те, что приехали сюда позже и не в курсе, что там произошло? — «Как мы», мог бы добавить он, но не стал.
— Вот это очевидно, Марк. Что-то из ряда вон, и люди это чувствуют. В один прекрасный день власти снесут дом А до той поры давай просто забудем о нем, договорились?
— Договорились, — сказал Марк.
— Именно этого я и хочу от тебя.
— Мам, не могу я вот так просто взять и забыть о нем.
— Нет, можешь. По крайней мере попытайся. — Сделав шаг к сыну, она крепко ухватила его за руку.
— Ладно, ладно, — проговорил он.
Дикое выражение ее глаз испугало Марка.
— Нет, не «ладно»! Дай мне слово держаться от этого дома подальше.
— Хорошо.
— Нет, дай мне слово.
— Даю слово.
— А теперь пообещай, что никогда не полезешь в этот дом... — Нэнси открыла рот, закрыла и открыла снова. — Пока я жива
— Йоу, мам, ты меня пугаешь.
— Вот и хорошо. Страх за мать тебе не особо навредит. И не говори мне «йоу». Итак, я жду.
— Я никогда не полезу в этот дом — С горящими глазами она кивнула ему. — Пока ты жива
— Обещай.
— Обещаю. Мам, отпусти, а?
Нэнси отпустила его руку, но Марку казалось, что ее ногти по-прежнему впиваются в кожу. Он потер руку.
— Так, а чем ты собираешься заняться вечером?
— Ну, может, погуляем или в кино сходим
— Будьте осторожны, — напутствовала она, безошибочно опустив пальцы на то место на руке сына, где уже распускались синяки.
