двора.
Джимбо ничего не говорил, пока они не обошли дом и не выбрались на подстриженную лужайку — вот тогда он понял, что больше не в силах молчать.
— Ее сделали для ребенка — кровать эту.
Марк остановился и оглянулся на дом.
— Он держал в этих кандалах ребенка, а может, нескольких, он пытал их на этой кровати. — Марку казалось, будто он бьет в огромный барабан. — Потому что те пятна — кровь, что еще? С виду черные, но это была кровь.
— И на матрасе, там наверху, тоже кровь.
— Господи, Марк, что это за гиблое место, а?
— Вот это мы с тобой и выясним, — ответил Марк. — Если, конечно, ты не передумал помогать мне. А если передумал — скажи сейчас Отваливаешь?
— Нет, я сделаю все, что скажешь. Но я по-прежнему считаю, что мы не должны совать в это нос.
— Нет у меня выбора, — сказал Марк. — Понимаешь, у меня такое ощущение, будто я, так сказать,
— Как? Объяснить ты можешь, как?
— Да не знаю я! — закричал Марк. — За этим мы здесь, ты что, не понял?!
И тут взгляд Марка без всякой на то причины — так показалось Джимбо — изменился. Черты лица расслабились, приняли какое-то полусонное выражение. Марк взглянул на свои руки, затем посмотрел на землю.
— Блин! — Продолжая смотреть себе под ноги, он сделал несколько шагов назад к дому. — Джимбо, что за черт, где альбом, который я нашел?
Джимбо моргнул.
— Я его тебе не давал?
— Нет. Ты его держал, когда мы спустились вниз.
— Наверно, остался на кухне, — кивнул Марк. — А в комнату я его не брал, не помнишь?
— Не помню.
— Вроде я положил его на столик, чтоб руки освободить.
— Не надо. — Джимбо уже понял, что Марк собрался делать. — Фиг с ним Ты ж посмотрел фотографии.
Но Марк уже направился к зарослям и через секунду ступил на тропку, которую они протоптали.
— Марк, не ходи.
— Не боись, я быстро.
Для Джимбо было непостижимо, как кто-либо, даже Марк, захотел бы еще раз окунуться в атмосферу дома номер 3323. Теперь ясно, почему соседи пришли к молчаливому уговору забыть о пустом доме, не позволять своим глазам всматриваться в него, если ненароком их взгляды падали туда Были в доме вещи, глядеть на которые
Джимбо сел и стал ждать. Палящие лучи солнца усиливали жужжание и стрекотание невидимых насекомых в высокой траве. Пот струйкой бежал по загривку и ребрам, охлаждая кожу. Он не сводил глаз с двери черного хода над покривившимися ступеньками. Плечи неприятно жгло. Он стянул футболку и потер плечи, продолжая смотреть на дверь.
Джимбо поднялся, отошел и сел в траву чуть в сторонке: ему показалось, он чувствует запах разложения какого-то зверька — бурундука или белки.
Смотреть на часы было бесполезно, поскольку он не засек, когда Марк пошел обратно. И все же посмотрел половина первого. Странно. Они проторчали в доме часа два с половиной, а по ощущениям — гораздо меньше. Дом будто загипнотизировал их. Под впечатлением от этой мысли Джимбо снова глянул на часы. Стрелки не двигались.
Нет, разумеется, секундная стрелка не стояла на месте, обегала свой круг. Тоненькая полоска отсчитывала двадцать два, двадцать три на пути к тридцати. Джимбо посмотрел поверх кончиков травы на дверь. Ее словно никогда не открывали.
Стрелка добежала до финиша и начала отсчет новой минуты. Глаза Джимбо поднялись на зловещую дверь, и волна облегчения, прокатившись через него, сменилась волной гнева Из раскрытой двери вышел Марк Андерхилл, держа в руках мерзкий альбом и прося прощения каждым своим взглядом и жестом Джимбо вскочил на ноги.
— Ты чего так долго?
— Виноват, виноват, — сказал Марк.
— Я тут весь извелся! Ты что, забыл, что я жду тебя?
— Йоу, Джимбо, я же сказал виноват.
— Очко твое виновато!
Марк замер и невидящим взглядом уставился на него. Джимбо растерялся, не понимая, что у друга на уме; лицо Марка все еще было неестественно бледным.
— Ты вроде спросил, чего я так долго?
— Да Почему так долго?
— Никак не мог найти эту дрянь. Обыскал всю кухню, заглянул даже... Ну, ты понял
— В комнату с кроватью.
Марк кивнул.
— Пошел наверх. Угадай, где он был. Джимбо ответил единственно возможное:
— Опять в шкафу?
— Вот именно. В нем самом.
— А как он туда попал?
— Надо подумать, — сказал Марк. — Только не говори ничего, ладно? Пожалуйста. Если мысли есть, держи их при себе, хорошо?
— У меня есть мысль, которую я не собираюсь держать при себе: и не думай возвращаться туда снова! Ты сам это прекрасно знаешь! Ты же перепуган насмерть, ты весь белый!
— Вообще-то я и
И спор их пошел по кругу: Марк теперь утверждал, что не помнит, держал ли он в руках альбом, когда они спускались, а Джимбо не мог вспомнить, видел ли он альбом в руках у Марка Так они продолжали препираться, но уже без прежней горячности, когда спустились по Мичиган-стрит. Повернув за угол в переулок, оба умолкли, как по команде. Прежде чем расстаться, Марк попросил Джимбо принести фонарик, и тот сбегал домой. Не задавая никаких вопросов, Джимбо молча вручил фонарь другу.
Поразительно. Филип понятия не имеет, кто жил в доме напротив. Если он даже и знал, то заставил себя забыть. Соседство с домашней базой одного из известнейших в стране серийных убийц способно вызвать подобную амнезию и у людей, куда более склонных к такому, чем мой брат. А у Филипа, конечно же, был дополнительный стимул извечный стыд, что он был женат на двоюродной сестре маньяка. Доля той же крови текла в ее жилах, и доля чуть меньшая — в жилах их сына Не в этом ли причина его отчуждения от мальчика? Филип любит Марка, не сомневаюсь, но такая любовь не удерживает отца от постоянных придирок.
Благодаря Джимбо Монэгену и Омару Хилльярду я узнал, что Филип приобрел дом, стоявший напротив дома Калиндара, не подозревая о страшном соседстве. В противном случае он никогда бы не сделал этого. И конечно же, Филип оформил покупку в привычной для себя спешке. Мечтая вырваться из пригорода, где соседи вынуждали его чувствовать себя классом ниже их, брат лелеял надежду поселиться в
