Пропавший мальчик, пропавшая девочка

две трети, три четверти из них наверняка считают, что я имею к этому отношение. Что я виноват. Дьявол, мне и в голову не приходило, что когда-то я буду ненавидеть ее, но сейчас я так близок к этому! Сука! Мать ее!..

Тим решил ничего не отвечать и дать ему выговориться.

Филип остро глянул на брата:

— В местном обществе у меня определенное положение — своя конкретная позиция. Может, ты не знаешь, что сие означает. Может, тебе плевать на это. Но для меня это очень, очень важно. И когда я думаю, что эта глупая женщина от души постаралась и, что характерно, без всякой причины, а лишь из-за какого-то ее личного внутреннего разлада разрушить все, что я создавал в течение всей своей жизни, то — да-да-да, я очень, я чрезвычайно сержусь. У нее не было никакого права так поступать со мной.

Наконец-то Тиму Андерхиллу одно стало ясно, пока он наблюдал, как его брат жует кубик льда, выуженный со дна пустого стакана: Филип ему не поможет ничем

— Какие у тебя планы? — спросил он.

— На вечер?

— На все.

— С шести до семи — последнее свидание, или церемония прощания, или как это называется, в помещении для гражданских панихид похоронного бюро «Тротт бразерс». Похороны завтра в час дня на Саннисайде.

Саннисайд, обширное кладбище в городском районе Дальний Запад, все еще разделялось на секторы: протестантский, католический и еврейский. Афро-американцев на Саннисайде не хоронили. Когда едешь мимо по автостраде, видишь, как миля за милей тянется зеленая равнина и длинные ряды надгробных камней.

— Филип, — сказал Тим — Я даже не знаю, как умерла Нэнси. Если это не слишком больно для тебя, не мог бы рассказать?

— О господи... Лучше б ты и не знал. Слава богу, достоянием гласности это не стало. Мда-а... Что ж, тебе я могу сказать, как она это сделала Ты заслужил, да? Такой путь проделал, от самого Нью-Йорка Хочешь знать, что делает та, которая намеревается убить себя и желает быть уверенной, что на пути у нее не встанут никакие «если», «и», «но»? Чтобы без ошибки попасть не в бровь, а в глаз? Так вот, она убивает себя тремя различными способами. Одновременно. — Филип попытался усмехнуться, но получилась отвратительная гримаса. — Как-то пару лет назад я купил баночку таблеток снотворного и забыл про нее. В то утро, вскоре после моего ухода на работу, Нэнси проглотила их почти все — штук: двадцать. Затем наполнила ванну горячей водой. Забралась в нее и вскрыла ножом вены на обоих запястьях. Причем сделала продольные разрезы, а не дилетантские поперечные, которые делают, чтобы пустить пыль в глаза Нэнси была настроена серьезно.

Нотки бубнящего наверху баса просачивались сквозь потолок и трепетали в воздухе, как бабочки.

Из-за окна неслась песня цикад, но на Сьюпериор-стрит цикад никогда не бывало. Что-то другое, подумал Тим, — что же это?

Наверху хлопнула дверь. К верхней ступени лестницы приблизились шаги двух пар ног.

— Явление первое: сын и законный наследник в сопровождении своего закадычного друга

Тим посмотрел в сторону лестницы и увидел спускающуюся пару ног в мешковатых голубых джинсах, а следом — ее точную копию. По поручню легко скользила рука, следом за ней — другая. Широкие желтые рукава, за ними — рукава широкие темно-синие. И вот в поле зрения появилось лицо Марка Андерхилла — брови, скулы и решительный рот, прямо над ним выплыло круглое лицо Джимбо Монэгена, на котором отражалась борьба за нейтралитет.

Марк не поднимал глаз до тех пор, пока не добрался до конца лестницы и не сделал пару шагов вперед, — лишь тогда он встретился взглядом с Тимом. В глазах его Тим увидел сложную смесь любопытства, гнева и скрытности. Мальчик что-то утаил от отца и решил не открывать этого и впредь. Тим подумал, что будет, если ему удастся разговорить Марка с глазу на глаз.

Никакого коварства не было в облике Джимбо — он уставился на Тима в тот же момент, как лицо его стало видимым

— Гляньте, дети, у нас гости — дядя Тим, — насмешливо проблеял Филип. — Тим, с Марком ты знаком, а это его старинный друг Джимбо Монэген.

Словно возвращенные на детский уровень, мальчишки заскользили вперед и пробормотали приветствия. Тим ругнул про себя брата — ребята почувствовали, что их обидели и посмеялись, и Марк теперь еще больше замкнется в себе.

«Мальчику известно о самоубийстве больше, чем Филипу», — подумал Тим.

Марк вновь взглянул на дядю, и Тиму показалось, будто какое-то скрытое знание плеснуло в его глазах, но затем вновь ушло вглубь.

— Ты уже видел парня, Тим? — спросил его Филип.

— Да, — ответил Тим — Марк, я видел вас из окна номера «Форцгеймера» сегодня утром. Вы с другом шли к месту съемок на Джефферсон-стрит. Вы там долго были?

В ответ — испуганный и настороженный взгляд Марка. Джимбо открыл и закрыл рот.

— Да нет, сразу ушли, — сказал Марк. — Они снимали один и тот же дубль. А окно вашего номера выходит туда?

— Конечно, потому я вас и увидел.

— А вы что, уходите? — спросил Филип.

Марк кивнул, сглотнул и качнулся на пятках, не отрывая взгляда от своих поношенных кроссовок:

— Мы скоро.

— А куда, интересно, вы собрались? — спросил Филип. — Через час нам надо быть в «Тротт бразерс».

— Да-да, не волнуйся. — Взгляд Марка скользнул от отца к входной двери и обратно. — Мы погулять.

Его едва не трясет от волнения, заметил Тим. Мальчик был напряжен и всеми силами пытался это скрыть. Тело Марка будто рвалось вести себя так же, как на Джефферсон-стрит: оно хотело размахивать руками и подпрыгивать. Перед отцом эти нелепые жесты необходимо было ужать в самые минимальные формы. Энергия страдания действует как наркотик. Тиму приходилось видеть мужчин, рисковавших жизнью под ее воздействием, словно они надышались стимуляторов. Марку мучительно хотелось выйти из дома, а Джимбо вскоре предстояло выдержать его усиленный нажим. Тим надеялся, что Джимбо удастся устоять, и он чувствовал: что бы ни задумал Марк, это наверняка безумие.

— Терпеть не могу эту хорошо обдуманную неопределенность, — сказал Филип. — Что значит «погулять»? Куда погулять?

Марк вздохнул:

— Папа, «погулять» значит погулять. Надоело сидеть в комнате, решили пройтись вокруг квартала...

— Ну, — Джимбо кивнул и сфокусировал взгляд на точке в воздухе над головой Филипа, — обойдем вокруг квартала, и все.

Ладно, идите вокруг квартала, — сказал Филип. — Но чтоб без четверти семь были дома. А лучше пораньше. Марк, я серьезно.

— Я тоже серьезно! — закричал Марк. — Я просто хочу подышать воздухом, я не собираюсь убегать!

Он сильно покраснел. Филип попятился и замахал перед собой руками.

Марк коротко глянул на Тима, его красивое лицо исказило выражение разочарования и презрения. Сердце Тима больно сжалось от сострадания к мальчику.

Марк развернулся, тяжело ступая, и вышел, уведя с собой Джимбо. С треском захлопнулась сеточная