патриархально.
Ровно так же уничтожалось все, что я притаскивал домой - мои родные словно чуяли, где у меня новый тайничок и все накрывалось медным тазом моментально.
Конат же все время влетал по-крупному - с оформлением документов. Это считалось ужасным ужасом.
То Конат начинал подрывать мусорные баки толовыми стограммовыми шашками - мы как раз по физике проходили электроцепи и наш Куперштейн спросту объяснил как действует подрывная машинка у партизан.
На пятом или шестом мусорном бачке бравый диверсант был схвачен охреневшими от такой наглости милиционерами. До этого было негласное соглашение - за полями и в полях все время что-то щелкало бахало или бумкало, но в жилых кварталах никаких взрывов до Коната не устраивали.
После этого Конат похвастался коллекцией синяков на заднице, в некоторых из которых угадывались при наличии небольшой фантазии пятиконечные звезды от пряжки офицерского ремня.
То Конат обнаруживал на железнодорожных путях товарняк, в одном из вагонов которого был груз кубинского рома. После этого Ульянка пару дней благоухала по-благородному, а милиционеры опять ломали себе головы - почему от синяков, которым и 'Три топора' были недостижимой мальвазией, пахнет так непривычно романтично. Потом запахло по-пиратски и от милиционеров, а Конат опять хвастался новыми звездами.
Явно в этом мальчишке сидело несколько чертей, потому как только он мог поспорить на то, что профутболит череп от Разбитого до Ульянки. То, что череп с равным успехом может быть и от нашего его не парило совершенно. Вообще отношение к останкам было глубоко философским - убрать такую прорву павших явно было невозможно - разве что всем забросить свою деятельность и начать собирать кости. Правда, в нашей компашке как-то было западло рыться в костях наших солдат. Не то, что мы были такие уж сознательные. Просто как-то не катило. Поэтому и рыли у немцев. Вроде как вот какие мы аристократы.
Конат одно время рыл с нами, бросив бульканье, но получилось как со щукой, что пошла мышей ловить. Раз Конат нашел явную одиночку - и на бруствере попались довольно редкие гильзы от патронов к парабеллуму. На первых же сантиметрах ячейки попалась немецкая каска, которую Конат почему-то тут же назвал 'эсэсовской'. Потом пошли кости.
Мы столпились вокруг, потому как Конат вопил про здоровенного автоматчика - эсэсовца и рыл словно одержимый… Честно говоря - мы страшно завидовали. Кости были и впрямь здоровые. А потом к нашей громадной радости Конат выволок копыто с подковой. И потом еще одно. И еще. И лошадиный череп.
В следующий раз, взявшись за не менее перспективный объект Конат нарвался на сортир - во всяком случае нашел там стандартный стульчак тех времен - две доски с аккуратно по-немецки вырезанной дырой.
После этого копательство он бросил и опять взялся булькать. И тут же утер нам морды, найдя в одной воронке четыре 'Гочкиса' - причем два были с треногами…
А еще Конат чуть не застрелил Борова - когда нам взбрендило в голову собрать идеального сохрана К- 98. Для этого тщательно отбирались наиболее сохранившиеся детали от разных карабинов. Тут таилась засада - вроде бы одинаковые Маузеры оказались разными - в долях миллиметров, но разными. Подгонка шла с трудностями.
Вот в ходе этой подгонки ствольной коробки к стволу и корячились мои приятели. Патрон - единственный на тот момент трассер упорно не лез.
Наконец удалось подогнать одно к другому и стали возиться с магазином. Разумеется этот патрон то вставлялся, то вынимался. Комнатка у Коната была маленькая и потому Боров сидел на кровати, а Конат - напротив на табуретке. Как раз на тот момент железный остов карабина был в руках у Коната.
Увидев, что ствол смотрит ему прямо в пузо, Боров решительно отвел его рукой в сторону.
- Ты что, меня кретином считаешь? - вспылил Конат. - В стволе нет патрона!
- А все равно не надо! - Боров, когда хотел, мог тоже упереться.
- Ах, так! Смотри!
Дальше все произошло стремительно - Конат нажал на спуск, оглушительно ударило по ушам, простыню перечеркнула черная, по словам Борова, молния, а из стены ударил фонтан зеленого огня.
Боров на автомате тут же заткнул этот фонтан подушкой. Завоняло палеными перьями.
В запертую дверь стала ломиться мама Коната с вопросом:
- Мальчики, вы живы?
- Да, мам, это детонатор хлопнул! - ответил Конат.
- Что-то больно сильно! - заметила опытная мама.
- Показалось! - возразил Конат, несколько сбледнувший с лица, но не потерявший хладнокровия.
Боров отнял тлеющую подушку от стены. Из бетона торчал задний кончик трассирующей пули и кинематографично дымился. Подушку залили водой из графина и задумались.
Самое кислое было на кровати. Мы, конечно, все знали, что пуля из винтовки крутится вокруг своей оси. Но как-то по кроватям не стреляли - и то, что приятели увидели - сильно их удивило. Пуля прошла вскользь, зацепив простыню и матрас. При этом она словно постаралась намотать на себя тряпки, но это у нее не вышло. В итоге простыня была изодрана затейливым образом - словно как тигровая шкура получилась - неровная прямая дыра как хребтина и отходящие от нее вбок разрывы - как полосы. Залатать такое было невозможно. Пришлось судорожно искать замены простыне и подушке. Матрас потом зашили… Так что экстерриториальность комнаты Коната еще некоторое время сохранялась и мама туда без спросу не заходила, мальчик взрослый уже, как же…
Правда это тоже кончилось - таким же заковыристым образом, как все, что вытворял Конат. Он нашел совершенно сохранившийся ППС - 42. В магазине еще было три патрончика. Надо заметить, что в отличие от винтовочных патронов, где пули в гильзе обжимались плотно по всей окружности, ттшки были как эрзац - пуля в гильзе держалась за счет трех точечных вдавлений. Вода в такие патроны попадала на раз и все ттшки, которые я видел, были сырые, даже мелкий игольчатый порох в них обычно был не только мокрым, но и зеленым от окислов…
(Разумеется в сухих цинках патроны были нормальные, но поди найди непочатые цынки…)
Конат тоже это знал и тут его после разборки и чистки Судаева черт дернул.
Он потом сам не мог объяснить, с какого это ему понадобилось лезть на рожон - но он решил опробовать машинку, не выходя из квартиры. Захотел - сделал.
Целью был избран бабкин окованный жестью сундук со 'смертным'. Сундук был из толстых досок и Конат почему-то решил, что пуля застрянет в стенке. Если сработает…
Сработали короткой очередью все три патрона. Все три пули прошибли стенку и ушли в бабкино приданое.
Бабку же на следующий день понесло перебрать тряпочки и переложить их лавандой - для запаха и от моли… Внучок оказался самой могучей молью за всю бабкину жизнь - пульки изрядно проскочили в тряпках, разорвав их так, что помянутая ранее простыня была образцом целости и сохранности.
Это послужило последней каплей терпению и матери и бабушки. Замок с комнаты был торжественно свинчен, а Конат похвастался нам еще более причудливыми синяками в которых на этот раз угадывались отпечатки кожуха ППС.. Мать гонялась за сыном вокруг стола и лупила его ППСом.
- Хорошо еще, что приклад не отомкнула… - заметил на это Боров.
Насчет приклада - это верно замечено. Приклад сильная штука…
- Эй! Гляньте, что это справа?
А справа у самой дороги - здоровенная помойка посреди поля. Было бы полное впечатление того, что высыпали сюда несколько мусоровозов свой груз и потом еще и подпалили… Если б не торчащий посреди этого безобразия закопченный хвост от авиалайнера с каким-то незнакомым значком - хотя компаний сейчас много было, все эмблемы и не упомнишь.
Чуть поодаль - груда металлолома, какие-то баки. Нет, не баки - сильно обгоревшие турбины скорее. Опять хлам, рваные шмотки, вяло шевелящиеся на земле от холодного ветра тряпки и бумажки…
- Самолет грохнулся. Должен был видно сесть - да не угадал.
- Живые интересно есть?
- Да после такого удара и пожара и неживые - то вряд ли уцелели…
