Однажды, в детстве, после школы,я в нашей зале невеселойодин читал на склоне дня;вошел и сел со мною рядомребенок в черном, с кротким взглядом,как брат, похожий на меня.Склонясь, печальный и прекрасный,к свече, пылающей неясно,он в книгу стал глядеть со мной;к моей руке челом прижалсяи до рассвета так остался —в мечтах, с улыбкою немой.В мое пятнадцатое летопо вереску в дубраве где-тооднажды брел я наугад;прошел и сел в тени древеснойвесь в черном юноша безвестный,похожий на меня, как брат.Я у него спросил дорогу;держал он лютню и немногошиповника в пучок связал;с очаровательным приветом,слегка оборотясь, букетомна ближний холм он показал.Во дни слепой сердечной жаждыя у огня рыдал однажды,измену первую кляня;поближе к трепетному светусел кто-то, в черное одетый,как брат, похожий на меня.Дышал он сумрачной тоскою;он твердь указывал рукою,в другой руке блестел кинжал,он знал мои глухие думы,но испустил лишь вздох угрюмыйи, как видение, пропал.Во дни, когда, гуляка вольный,подняв бокал, под гул застольный,любому тосту был я рад, —одетый в черное, нежданно,сел рядом собутыльник странный,похожий на меня, как брат…Он плащ стряхнул, на тощем телелохмотья пурпура висели,и был он в миртовом венке, —симвoл бесплодья, он склонился;мы чокнулись, бокал разбилсяв моей трепещущей руке.А год спустя, порой ночною,лежал недвижно предо мноюотец мой, вечностью объят;у ложа смертного покорносел сирота в одежде черной,похожий на меня, как брат.Глядел он влажными очами,увит терновыми шипами,как ангел, нежен и уныл;и лютня на земле лежала,и в грудь вошел клинок кинжала,и пурпур цвета крови был.
