– Пива, – грустно кивнул Семенов.
Усевшись за дальний столик, легионер цедил хмельной напиток, уставившись в стену невидящими пустыми глазами. Через несколько минут к нему подошел Крайкович.
– Ну что скажет представитель миротворцев? – присаживаясь, хлопнул его по плечу серб. – У меня такое впечатление, что меня ожидают хорошие вести. Или я ошибаюсь?
«Еще издевается, гад, – с тоской думал Семенов. – Хрястнул бы я ему этим бокалом между глаз…»
– Я найду деньги, дай только время, – просящим тоном проговорил Семенов. – Мы же славяне… мы же братья.
– Это конечно, – ухмыльнулся Милован. – Напиши один документик, и все проблемы решатся.
– О чем это ты? – непонимающе уставился на него Семенов.
– Ну, скажем так… расписку о сотрудничестве.
– Ну да! Еще чего! – наотрез отказался тамбовец. – Это ж вообще подсудное дело. Нет, так дело не пойдет!
– Не хочешь? Нет так нет, пожалуйста, – неожиданно легко смягчился Милован, – я только предложил, ради тебя старался.
– Через две недели отдам, – пообещал Семенов. – А писать я ничего не буду.
По своей простоте Андрей пока ничего придумать не мог, но почему-то был свято уверен в том, что все как-нибудь образуется.
– Ну, смотри, – произнес Милован, вставая из-за стола. – Пей пиво.
Загадочно усмехнувшись, он быстро вышел из кабачка.
Семенов хлопал глазами, не понимая, что бы это значило. Неожиданный уход, странное прощание…
«Ладно, разберемся! – решил он. – Что-то да будет!»
Он взглянул на часы – пора. В два огромных глотка Семенов допил пиво и стал подниматься по лестнице, ведущей наверх. Выйдя на улицу, он, прикуривая, щелкнул зажигалкой. Неожиданно сзади быстро подкатил фургончик с надписью «Пицца» и соответствующим рисунком, от которого, видимо, резко повышается аппетит. Семенов даже не обернулся, но фургончик появился именно из-за его скромной особы. Из него выскочили двое, один из них, махнув рукой, в которой был зажат продолговатый предмет, грамотно оглушил солдата. Тот, издав легкий стон, стал заваливаться на бок, но тут же был подхвачен под руки и очень ловко, а главное, оперативно, помещен в фургончик, который одновременно со звуком захлопывающихся дверей рванул с места.
В кабине за рулем уже сидел Крайкович. Управляя машиной, он набрал номер Пелагича.
– Все в порядке. Он у нас. Теперь у него не будет другого выбора…
Глава 17
– Послушайте, господин Мазур, вы, видимо, не совсем понимаете всей важности этой задачи, – старался заглянуть в глаза легионеру Мартин Берзинс. – Военное присутствие миротворцев – это все, конечно, хорошо, но эффект от него, вы сами должны понимать – минимальный. Вы поймите – времена, когда стучат и бряцают оружием, уже безвозвратно прошли. Масштабные войны были хороши в прошлом, когда судьба стран решалась на полях сражений. Я согласен, что такие времена были, никто с этим не спорит. Но, адъютант, сегодня – это не вчера. Развитие вооружений идет своим ходом – это и понятно. Но судьбу вооруженных конфликтов решают совсем другие люди. Не те, кто с автоматом бегает по горам, не те, кто громит города. Нет! Решают все люди, сидящие в сотнях, а то и тысячах километров от конфликта. Это как паук: он может не показываться жертве, сидя в другом углу, но по тончайшим движениям своей нити он чувствует все, что происходит вдали от него. Мы, конечно, не пауки, но принцип тот же.
Беседа с Берзинсом на «миротворческой» вилле порядком надоела Мишелю. Эмиссар оказался человеком суетливым и нервным.
– Вы человек военный, – говорил усмехаясь Мартин Берзинс. – Ваше дело воевать. А наше дело думать.
– Прекрасное разделение труда, – в тон ему ответил Мазур. – Вы это сами придумали?
– Ваши шуточки оставьте, пожалуйста, при себе. Сейчас ситуация слишком важна для того, чтобы мы могли позволить себе отойти от первоначального плана, – напыщенно произнес Берзинс. – Времени раскачиваться у нас нет, и действовать нужно без промедления. Время – деньги, – с этими словами он расхохотался.
Мазур глубоко вздохнул, глядя на гениального стратега.
– Давайте конкретно поговорим о наших делах, – устало произнес Мишель.
Этот хлыщ успел ему уже надоесть своим всезнайством и чудовищным самомнением. Не успев появиться в Дмитровице, он уже вел себя так, как будто лично знаком с ситуацией до мелочей.
– Так ведь я же об этом и говорю, – снова оживился Берзинс. – Вы должны завтра организовать мне поездку к Казиму Хайдари.
«Ну, достал!» – обреченно подумал Мазур, с тоской глядя в окно. Со вчерашнего вечера эта фраза прозвучала уже раз десять.
– Казим Хайдари – ключевая фигура в нашей ситуации, – авторитетно сказал Берзинс, нравоучительно подняв палец. – Правильнее сказать, одна из ключевых. Вы, как человек военный, должны это прекрасно понимать. Хайдари реально контролирует ситуацию, а потому переговоры о распределении денег следует начинать именно с него. Здесь много всяких птичек, которые выдают себя за значимых персон, но все это величины, так сказать, дутые. И никакого значения они не представляют. А Хайдари – человек нужный. Мы же с вами, так сказать, земляки, – улыбнулся эмиссар. – Жили когда-то в одном государстве, поэтому должны понимать друг друга.
«Земляк, твою мать, – подумал Мазур, глядя на лоснившуюся, напыщенную физиономию Берзинса. – Да мне австралийский абориген больший земляк».
Но Берзинса, похоже, было трудно смутить и остановить.
– Заметьте, я говорю – земляки. Хотя я не люблю Россию. Да, не люблю! А за что мне любить ее? Она оторвала мою родину от Европы, превратила ее жизнь в кошмар на несколько десятилетий. Да что далеко ходить – ведь вы же бывший офицер Российской армии, не так ли? И что в результате – теперь вы вынуждены служить совсем другому государству, а я занимаюсь своими прямыми обязанностями.
– К вашему сведению, господин Берзинс, офицеры бывшими не бывают, – с трудом сдерживая раздражение, ответил Мазур.
– Я понимаю, – тонко усмехнулся тот.
В комнату вбежал один из солдат Мазура.
– Ну, что случилось? – пошевелился Мишель.
Солдат сообщил о том, что за городом вспыхнула церковь. Пока ремонтировался разбитый артобстрелом храм Святого Георгия, богослужения шли во временной деревянной православной церкви. С самого начала и эта деревянная церквушка была как бельмо в глазу для учкистов. Угрозы, звучавшие и устно, и появлявшиеся в виде листовок, говорили о том, что храм не оставят в покое. И вот новая беда…
Небольшая временная церковь, расположенная на склоне ровного плато, круто спускавшегося к быстрой реке, стала центром притяжения для сербов Дмитровицы. Именно здесь можно было поклониться древним иконам, спасенным из прежнего храма, именно здесь можно было встретиться всем вместе.
Из окон и дверей храма вовсю валил густой дым вперемешку с пробивавшимися языками пламени. Вокруг уже собралась толпа агрессивно настроенных сербов. Настроения подогревались слухами: церковь подожгли албанцы.
После неудавшейся договоренности Хайдари с Пелагичем, когда «высокие договаривавшиеся стороны» не пришли к единому варианту, албанцы обошлись поджогом временной церкви. Такой конфликт, которых происходили десятки, был одинаково выгоден и учкистам Хайдари, и четникам Пелагича.
Ситуация накалялась до предела. Возбуждение толпы все возрастало. Многие были вооружены. Потрясая автоматами, люди выкрикивали антиалбанские лозунги, призывая ответить на выходку албанцев точно так же.
– Пора разобраться с проклятыми албанцами! – кричал огромного роста серб с лихо закрученными усами.
