Лев Николаевич Гумилев
Трагедия на Каспии в X в. и «Повесть временных лет»
В начале XIX в. во всей Европе историография вступила в фазу зрелости, при которой критический подход к накопленным сведениям сменяет эрудитскую школу, характерную для ХVІІ-ХVIIІ вв. Так, во Франции Огюстен Тьерри опередил не только автора многотомной истории Византии — аббата Лебо, но и своего брата Амедея, написавшего историю гуннов[25], состоящую из списка событий, извлеченных из трудов древних авторов, а потому ныне потерявшую значение.
В России весь XIX век сведения «Начальной летописи» были официальным непререкаемым источником для восприятия событий ІХ-Х вв. Обязательно-некритичное отношение к летописи было правительственной установкой. (Кажется, инициатором этого мероприятия был шеф жандармов А. X. Бенкендорф.) Только А. А. Шахматов[23], а за ним Д. С. Лихачев[12] провели плодотворные исследования, чем устранили много нелепостей, вскрытых как компаративной, так и внутренней критикой текста летописи. История Древней Руси ныне представляется не как цепь благополучий, нарушавшихся только редкими княжескими усобицами, а как подвиг героического народа, преодолевшего трудности настолько грандиозные, что другой народ от аналогичных бед мог бы погибнуть[7].
Летописец Нестор был человеком своего времени и, хуже того, придворным историком князя Святополка Изяславича, о котором ни один из современников не сказал доброго слова. Владимир Мономах поручил игумену Выдубицкого монастыря Сильвестру проверить и исправить «Повесть временных лет», что тот и проделал[12, с. 129], но, видимо, не полностью. Он интересовался лишь биографией своего заказчика и его отца Всеволода I, т. е. событиями XI в, Можно предположить, что история ІХ-Х вв. казалась ему неактуальной. Недостоверность древней части летописи отметил Д. С. Лихачев[12, с. 135]. В свой комментарий он внес так много исправлений, что, не учитывая их, нельзя не впасть в заблуждение; но была еще одна трудность, которая требует преодоления.
Ошибки летописца бывают двоякими: 1) искажение описания события, смещение даты, дидактический вымысел, фантастическая интерпретация — все это заметно и потому исправимо; 2) умолчание о событии или даже целом периоде, а именно это имеется в «Повести временных лет»: там опущено описание русско- хазарских столкновений с 885 по 9б5 г. — целых восьмидесяти лет[5]. Можно ли восполнить этот пропуск, сделанный летописцем, несомненно, умышленно?
Можно, если сменить угол зрения на 180о : обычно применяемую индукцию — на дедукцию. Если обрамить сюжет, лишенный сведений, пространственно-временными данными, выверенными и не возбуждающими сомнений, то в руках исследователя окажется, во-первых, дополнительный материал, т. е. источники, которых не было у Нестора, а во-вторых, причинно-следственные связи между событиями станут значительно яснее. Конечно, для такого широкого охвата потребуются данные, накопленные наукой за столетие, но ведь авторы используемых трудов должны быть рады тому, что их статьи и книги используются с отсылочными сносками, даже если они сами не предвидели результатов своих частных исследований. А вот не ставить сносок на работы предшественников — нехорошо [прим. 1].
Действительно, как только наши предшественники привлекли арабские источники, выяснилось, что Волга и Каспийское море были ареной событий столь же грандиозных, как и Днепр и Черное море, но смысл этих событий неясен и служит предметом научных споров. Наша задача — найти непротиворечивую версию. Удастся ли это, пусть судит читатель.
Расстановка сил в конце IX в
Большинство племен, населявших Восточную Европу, жило натуральным хозяйством и потому не имело поводов для активной политики и завоевательных войн. Но на их беду регион пересекали две водные и одна сухопутная трассы — торговые пути: знаменитый путь «из варяг в греки», волжский путь «из варяг в хазары» и «шелковая дорога» — караванный путь от Китая до Испании[4, с. 42–52]. Днепровский путь с 982 г. был в руках варяжского конунга Олега, а волжский путь, соединявший Багдад и Биармию (Великую Пермь), поставлявшую меха в обмен на серебряные изделия, и караванный путь, пересекавший Волгу у города Итиль, около с. Селитренного[1, с. 385–399] контролировались международной торговой компанией евреев-рахдонитов, захвативших фактическую власть в Хазарском каганате и подчинивших себе все левобережье Днепра и верховья Волги[1, с. 389]. Мира между этими двумя хищниками быть не могло.
Олег, овладевший Киевом путем предательского убийства славянорусских князей Аскольда и Дира[12, с. 251], подчинил себе древлян на Припяти, радимичей на Соже и северян на Десне (883–885), причем два последних племени были отторгнуты от Хазарии[1, с. 389] . Могла ли такая агрессия не вызвать ответной войны? Однако летопись умолкает до 907 г., когда Олег идет походом на Византию, враждебную Хазарии. Якобы он одержал блестящую победу, но, как ни странно, греки ее не заметили и в своих хрониках не отразили[8, т. 2, с. 230]; [15, с. 147–153].
Как показали исследования византинистов, на Константинополь в начале X в. напала не рать киевского князя, а славяно-варяжская вольница, обитавшая в устье Днепра, под предводительством «божественно-озаренного вождя», согласовав свой набег с нападением арабского флотоводца Льва Триполитанского. Произошло это в 904 г. и кончилось разгромом русов, но вождь-волшебник успел убежать, покинув своих боевых товарищей, которые погибли от греческого огня у мыса Трикефал. Эта версия непротиворечива.
«Ошибка» Нестора не случайна. Он писал в княжение Святополка Изяславича, западника и врага греков[5, с. 171–173]. Описание деталей мнимой осады Царьграда напоминает операцию 860 г., приписываемую Аскольду, подтвержденную греческими авторами[8, с. 2, с. 229]. По-видимому тогда же был составлен знаменитый торговый договор, перенесенный Нестором в 907 год вместе с походом. Характерно, что в последнем издании «Истории СССР» (М., 1966) поход 907 г. не упомянут, зато сказано, что «поход 911 г. — единственный достоверный факт из его (Олега) княжения»![19, т. 1, с. 490]. Но коль скоро так, то отношения варяжских князей Олега и Игоря с хазарскими царями подлежат пересмотру. Постараемся доказать, что они были не врагами, а союзниками, и что поссорились они позже, а именно тогда, когда на киевском престоле сели славяне Ольга и Святослав. Для доказательства этого тезиса перенесем внимание на Каспийское море.
Хазарский каганат — а точнее, колония рахдонитов — в IX в. обладал огромными богатствами, получаемыми от торговли китайскими шелками, закамскими мехами и славянскими рабами. Купцов поддерживали все деспотические режимы: императоры династии Тан, Каролинги, Аббасиды в Багдаде и Омейяды в Кордове. Глава купеческой общины Итиля носил тюркский титул — пех (бег) — и самовластно управлял страной, сделав кагана из тюркской династии Ашина марионеткой. Власть бега опиралась на наемные войска из Гургана (область на юго-востоке Каспийского моря). Число воинов колебалось от 7000 до 12 000 человек, специально обученных и прекрасно вооруженных. Ополчения гузов, печенегов, буртасов и даже славян не могли тягаться с этими профессионалами. Однако гурганцы, как мусульмане, позволяли использовать себя только против христиан и язычников, но отказывались выступать против единоверцев. До тех пор, пока Итиль был в дружбе с Багдадом, проблемы не возникало, но в 842 г. дейлемиты, жившие на юго-западном берегу Каспия, приняли ислам и стали набирать силу, потому что мусульмане-шииты охотно их поддерживали.
В 872 г. дейлемиты завоевали Гурган, Казвин и Рей, лишив хазарских купцов и наемников удобного караванного пути через Дербент в Багдад. А он был очень нужен, ибо в 874 г. в Китае вспыхнуло крестьянское восстание Хуан Чао, направленное против иноземцев и империи Тан, им мирволившей. Шелк
