ареала.
Не затрагивая сейчас политического измерения данной проблемы, не касаясь ее нравственных или социальных аспектов, можно заметить, что такое опережающее развитие западной цивилизации, ее более быстрое по сравнению с цивилизациями Востока (а ныне — и Юга) прохождение по ступеням прогресса, позволяет рассматривать «западный путь» как своего рода модельный во всемирной истории, как этапы филогенеза, общие для всего человечества.
Попытки постичь внутренние законы истории, выделить в хаосе бытия некую логику предпринимались с давних времен. Теорий исторического процесса существует неисчислимое множество. История понималась и как непрерывное нисхождение от совершенного Золотого века к нашему времени (Гесиод, Сенека, Флоренский), и как чередование циклов, которые постоянно сменяют друг друга (Платон, Аристотель, Полибий, Вико), и как линейное продвижение к будущему, основанное на достижениях науки и техники (Европейское Просвещение), и как последовательность особых общественно-экономических состояний, стремящихся к идеалу (марксизм), и как движение вверх по сужающейся спирали (Гегель), и как стягивание, конвергенция всего и вся в единую точку, которая есть бог (Тейяр де Шарден), и как «сумма цивилизаций», переживающих одни и те же стадии возникновения и упадка (Шпенглер, Тойнби), и как взрывы пассионарности, связанные с активностью Солнца (Л. Гумилев).
По сути, это все были описательные концепты, разные фенотипические отражения более глубоких закономерностей. Генетику исторического развития они не затрагивали.
Самые примерные очертания таинственного механизма начали прорисовывать лишь с середины ХХ века, когда был прояснен ряд важных моментов, легших в фундамент последующих теоретических построений.
Прежде всего был осознан векторный характер истории. В свете современных воззрений о происхождении и развитии нашей Вселенной история предстает уже не как хаос случайных событий и фактов, не как кластер пульсаций, которые спонтанно вспыхивают и угасают, не как толща наслаивающихся друг на друга однообразных повторов, а как длительный закономерный процесс, неуклонно разворачивающийся из прошлого в будущее. Собственно, о направленности времени говорил еще Ньютон, считавший, правда, этот факт данностью, не требующей доказательств. Однако лишь понимание принципиальной необратимости процессов развития позволило английскому астрофизику Стивену Хокингу, выражая проблему метафорически, написать о существовании трех «стрел времени». Во-первых, это стрела термодинамическая: направление времени, в котором возрастает беспорядок, то есть увеличивается энтропия. Во-вторых, это стрела психологическая: направление времени, в котором мы помним прошлое, а не будущее. И в-третьих, это стрела космологическая: направление времени, в котором Вселенная расширяется, а не сжимается4.
Векторность истории, впрочем, не означает возрождение «жесткого детерминизма», рассматривающего историческую механику как однозначное, последовательное сцепление причин и следствий. Это, скорее, обобщенная, суммарная векторность, выводящая за скобки «квантовые эффекты» (неопределенность) социального мира.
Векторность также не означает возрождение телеологии. Наличие у истории направления вовсе не влечет за собой обязательного признания цели. История вполне может быть направлена «в никуда», и представление о цели ее — лишь эхо «взгляда из бесконечности».
Другим опорным моментом, позволившим по-иному взглянуть на историю, стала общая теория систем, основы которой в тридцатых годах прошлого века заложил Людвиг фон Берталанфи.
Для нас здесь важны следующие акценты.
Во-первых, под системой понимается целостность, не сводимая к простой сумме ее частей. Система — это структура, дополненная взаимодействием своих элементов. Именно потому, кстати, историю (социогенез) нельзя представлять только как совокупность событий и фактов, следует учитывать и ее «невидимую» функциональную составляющую.
Во-вторых, системы иерархичны: каждая точка системы тоже может рассматриваться как система. Правда, такая система может иметь и нулевую размерность, однако это зависит уже от уровня аналитического рассмотрения.
И в третьих, законы даже очень сложных систем по существу изоморфны, они одинаковы для систем всех видов, типов и классов: химических, физических, биологических, социальных, Сколь бы ни была выражена специфика конкретной системы, онтология ее все равно вырастает из универсальных закономерностей.
Последнее утверждение имеет особенное значение. Оно позволяет, хотя бы отчасти, преодолеть давний разрыв между естественными науками и гуманитарными. Возможно, даже между «точным» (научным) знанием и знанием метафизическим, поскольку любое метафизическое построение тоже является своего рода системой.
Это имеет прямое отношение к социогенезу. Если рассматривать глобальную человеческую цивилизацию именно как систему, подчиняющуюся всем системным законам, а локальные цивилизации, исторические или современные, как условно выделенные подсистемы этой системы, то становится понятной общность, «заданность»5 основных цивилизационных форматов: первоначально она вырастает из системной общности мира, а далее, по мере развития коммуникаций, включается взаимный механизм конвергенции: цивилизации начинают сближаться, воздействуя друг на друга.
Иными словами, локальные цивилизации находятся как бы в поле глобальной (общечеловеческой) цивилизации, которое неизбежно поляризует их собственные параметры. Модельность западной цивилизации, внедрение ее паттернов по всему миру, наблюдаемое сейчас, есть просто следствие более высокого положения Запада в иерархии глобальной цивилизации. Гармонизирующая трансляция идет сверху вниз.
Далее, в развитии сложных систем, независимо от их принадлежности к системам физическим, биологическим или социальным, можно выделить два фундаментальных процесса, взаимодействующих друг с другом и определяющих судьбу каждой системы:
Тогда перед ней открываются три онтологические возможности:
Система гибнет, перестает существовать вообще.
Система разделяется на несколько «дочерних» систем, которые продолжают развитие по тем же законам.
Система трансформируется в некую новую целостность, то есть переходит на более высокий структурный уровень.
Более подробно мы будет говорить об этом несколько позже, а пока заметим, что вторая и третья возможности совместимы. Трансформацию тоже можно рассматривать как образование «дочерней» системы, как такое ее разделение, при котором все версии, кроме единственной, оказываются «пустыми».
Во всяком случае, ясно, что в развитии любой сложной системы, понимаемом, напомним, как процесс векторный, разворачивающийся во времени, можно обозначить периоды целостности, когда система сохраняет свою структурную индивидуальность, и периоды трансформации, когда эта индивидуальность преобразуется. Периоды целостности могут сопровождаться количественным ростом системы, ее масштабированием, экспансией в окружающую среду, однако структурный образ системы, ее функциональный гештальт, остается одним и тем же. Периоды трансформации, напротив, сопровождаются перестройкой всех внутренних структурно-функциональных координат системы, разборкой старых структур и возникновением новых. В классической диалектике это называется переходом количества в качество.
Данный тезис хорошо иллюстрируют известные нам формы развития.
Скажем, унигенез, развитие материальной Вселенной осуществляется одновременно в двух