превосходством абсолютно иного способа биологического существования.
Фактически, такие люди уже не будут людьми. Фактически, они станут
Возможность технологического «усовершенствования» homo sapiens сейчас трудно оспаривать. Трансгенные растения и животные существуют в нашем мире уже довольно давно. Производство отдельных их видов (соя, рис, кукуруза) вышло на промышленный уровень. Прекрасно чувствует себя мышь, в генотип которой внедрен ген человека, растет трансгенный табак с подсаженным к нему комплексом генов из морской ночесветки. И хотя гены, синтезирующие белки, расшифровке которых в основном и посвящен проект «Геном человека», составляют чуть более 1 % всего генетического материала (остальное — так называемые «молчащие гены», повторяющаяся ДНК)18, ясно, что это трудности — чисто технического характера. Между тем, процесс познания высвечивает любопытный аспект: человечество не способно в окончательном виде решить лишь проблемы экзистенциального плана: проблемы добра и зла, справедливости, смысла жизни, решение же проблем прикладных, частных, технических рано или поздно находится.
«Человек новый», «человек когнитивный», «человек модифицированный», «человек универсальный»19 выступит на авансцену истории просто в силу своей цивилизационной необходимости. Как единственная защита от масштабных угроз, возникающих ныне перед человечеством.
Приход «больших обезьян», по-видимому, неизбежен.
И здесь хочется обратить внимание на некую специфическую закономерность, перевешивающую, возможно, все прочие аргументы.
Каждая мировая война рождает тот тип оружия, который будет использоваться в следующем глобальном конфликте.
Первая мировая война породила танки и авиацию, массированное применение которых превращало затем в развалины целые районы Европы.
Вторая мировая война вызвала к жизни ядерное оружие, и хотя в дальнейшем оно применено не было, однако именно его наличие у обеих сторон, Соединенных Штатов и СССР, определило «холодный» характер последовавшего затем глобального противостояния. По сути, оно свелось к локальным военным конфликтам на чужой территории.
Причем, как раз локальность и быстротечность подобных конфликтов, их высокая динамичность, благодаря которой исход операции мог быть определен буквально в считанные часы (как это, например, было при вводе советского контингента в Афганистан, когда спецкоманда, высаженная заранее, взяла штурмом дворец президента Амина, тем самым полностью «отключив» руководство сопротивлением), вызвали к жизни появление элитных воинских подразделений, способных такие задачи решать.
Третья, «холодная», мировая война таким образом открыла дорогу к созданию нового вида людей, и в Четвертую мировую войну, как, вероятно, можно охарактеризовать нынешний цивилизационный конфликт, они, видимо, станут силой, утверждающий новый порядок. Той несокрушимой стеной, которая воздвигнется между «элоями» и «морлоками».
И еще одно обстоятельство, как нам кажется, следует учитывать обязательно.
Преторианская гвардия в Древнем Риме, созданная первоначально для охраны священной особы римского императора, довольно быстро осознала свои собственные интересы и, руководствуясь именно ими, а вовсе не интересами государства, начала свергать неугодных правителей и возводить на престол послушных марионеток. Эта эпоха была не лучшей в римской истории. То же самое делали потом «бессмертные» в Византии, мамелюки в средневековом Египте и — в определенный период — российская гвардия.
Элита, воспринимающая себя как элиту, обычно рассматривает всех остальных в качестве существ низшего сорта.
Нет особой уверенности, что и людены будут считаться с людьми, если осознают свою биологическую солидарность.
Антропогенез подобен землетрясению: он вне морали.
Тем более что эволюционный прецедент такого рода уже имеется.
Более ста пятидесяти тысяч лет господствовали на Земле неандертальцы. Они расселились по обширным континентальным пространствам и уже начинали использовать для труда и охоты примитивные каменные орудия. Они строили жилища из шкур и костей, и в их среде зародились первые религиозные верования.
Неандертальцы имели все шансы образовать современное человечество.
Однако возникли в силу исторических обстоятельств кроманьонские племена, и неандертальцев не стало.
Костные их останки выставлены сейчас в музеях.
Этот фактор, нам кажется, следует иметь в виду прежде всего.
Он может оказаться решающим.
Выскажем «сумасшедшую гипотезу». На исходе Средних веков Европа как будто пережила приступ безумия. Вся она покрылась язвами мистических нагноений — сетью судов инквизиции, которые посылали на смерть тысячи и десятки тысяч людей: колдунов, ясновидящих, знахарей, ведьм, истерических, одержимых бесами, вообще — нестандартных.
Цифры здесь впечатляют. В Лотарингии в течение 15 лет были сожжены около 900 ведьм, епископ Бальтазар Фосс сжег в Фульде 700 человек, 600 человек были сожжены в Бамберге, 121 человек за три месяца — в Оснабрюке, в небольших деревушках вокруг Трира казнили 306 человек, в местечке Герольцгофен только за 1616 год было сожжено 99 ведьм, в следующем году — еще 88, в Женеве за короткий период времени в 1542 году было уничтожено 500 ведьм, в Кведлинбурге за один день 1589 года погибли 133 человека. Считается, что к концу XVI века только в Испании, Италии и Германии было казнено не менее 30 000 людей20. За сравнительно небольшой период деятельности главного инквизитора Испании Томаса Торквемады (около 18 лет) было сожжено более 10 000 человек, заподозренных в связях с нечистой силой21.
Католической инквизиции не уступала инквизиция протестантская, стремившаяся во всем превзойти своего идеологического оппонента.
Разумеется, в большинстве случаев обвинения против колдунов или ведьм были просто плодом воспаленного мистицизированного воображения, иногда — сведением счетов, иногда объяснялись политическими мотивами. Немаловажную роль играл и экономический фактор, поскольку доносчики часто получали ощутимое материальное вознаграждение. Однако в качестве именно «сумасшедшей гипотезы» можно предположить, что тогда, на переломе эпох, по каким-то пока неясным для нас причинам имела место первая попытка ароморфоза, первая, сугубо стихийная попытка преобразования человека, попытка обретения им качеств, которые традиционно человеческими не считаются. Вполне возможно, что у человечества, помимо исключительно «техногенного», «социального», только кажущегося неизбежным исторического пути развития, был и другой, связанный, скорее всего, с принципиально иным способом познания мира, с другой наукой, с другими методами организации общества, и природа, вслепую расшатывая вид homo sapiens, пыталась следовать именно этим путем.
Четыреста — пятьсот лет назад за счет самых жестоких мер, впрочем для Средних веков вполне естественных, биологический формат человека удалось удержать.
Однако нет никакой уверенности, что это удастся сделать сейчас.
В наше время расслоение «человека разумного», его биологическая полиморфность, влекущая за собой новые стратегии бытия, является уже не внутренним эволюционным потенциалом, который можно отрегулировать с помощью социальных средств, а насущной цивилизационной потребностью, обостряющейся с каждым днем. Альтернативой ей предстает глобальная технологическая катастрофа.
Вряд ли поэтому антропогенез удастся остановить.
В результате главной коллизией, поляризующей современность, становится опять-таки не конфликт
