Опаляющий разум (сборник)

точные данные, а отсюда начинается фантастика.

Подчеркиваю еще раз: в большинстве случаев этого и не требуется. Но как быть с идеей Машины Открытий?

Читатель, привыкший к свободному обращению фантастов с научными данными и фактами, может принять за выдумку даже совершенно достоверные соображения о росте исследовательского оборудования. А когда зайдет речь о самой Машине Открытий, даже искушенный читатель отнесется к этому как к чистейшей выдумке.

В рассказе или повести Машина Открытий невольно начнет играть роль условного приема. Главным (и куда более правдоподобным) покажутся интеллигентные акулы, склонные к философии тюлени, вдумчивые обезьяны и рассудительные ослы.

Между тем Машина Открытий при всей своей кажущейся фантастичности — точное предвидение будущего. Единственное произвольное допущение — это сроки. Но и сроки можно уточнить.

Я попытался, основываясь на фактических данных о росте научного оборудования, подсчитать, через какое время наука придет к Машине Открытий. Получилось, что машина займет площадь, равную поверхности Ганимеда, не через 150–200 лет, а куда быстрее — уже через полстолетия!

Плюс-минус десять лет…

Несколько слов о любви.

Я люблю фантастику. Люблю по многим причинам, и прежде всего — за силу и смелость мысли.

И я бы просто махнул рукой на идею Машины Открытий, если бы не был уверен, что эта идея нужна фантастике.

Почти столетие фантастика работала по принципу «от идеи фантаста к гипотезе ученого». Так, идея Жюля Верна о полете в снаряде на Луну дала толчок работам К. Циолковского по ракетным полетам. Теперь положение изменилось. Сначала ученый выдвигает гипотезу, а потом фантаст основывает на этой гипотезе свои идеи. Впрочем, слово «идеи» тут уже не подходит. Не идеи, а иллюстрации. Сначала, например, появилась идея профессора И. Шкловского об искусственном происхождении спутников Марса, а потом — иллюстрирующие ее рассказы и повести. Они не развивали первоначальную идею, просто рисовали картинки «на заданную тему».

Перемена колоссальная. Почти столетие ученые, инженеры, изобретатели черпали идеи из «20 000 лье под водой» Жюля Верна. Гиперболоид, придуманный А. Толстым, заставлял изобретателей спорить с физиками. Машина времени Г. Уэллса взрывала привычные представления о пространстве и времени. Вообще основная масса фантастических идей работала на новое: звала вперед, воспитывала неверие в так называемые несокрушимые истины, учила самостоятельно думать и тем, кто начинал так думать, дарила способность видеть будущее.

Теперь фантастика в большинстве случаев иллюстративна. Она иллюстративна даже тогда, когда «прокручивает» фантастическую идею машины времени: от бесконечных повторов фантастичность этой идеи давно испарилась. Осталась своего рода литературная игра.

Чтобы представить, насколько позади науки оказалась современная фантастика, сравним, например, самые оригинальные фантастические идеи последних, лет с идеей профессора Г. Покровского о «лучевых трубах», создаваемых с помощью квантовых генераторов.

«Этот луч имеет особое строение, — пишет Г. Покровский. — Он интенсивнее в своей внешней части и намного слабее у своей оси. Таким путем создается своеобразный световой трубопровод, по которому (под действием светового давления) можно передавать на Луну кислород для дыхания людей и работы тепловых двигателей и водород в качестве горючего. Мощные квантовые генераторы станут основой световой архитектуры в космосе, они помогут создавать мосты для межпланетного транспорта информации, энергии, вещества».

Световые туннели между планетами — эта идея подобна Гулливеру среди лилипутских идей, которых, к сожалению, немало в современной фантастике.

Догнать и обогнать современную науку, мыслящую подобными проектами и гипотезами, трудно. Ученые это знают. Не случайно академик А. Берг сказал, обращаясь к писателям и журналистам: «Фантазируйте сколько угодно — мы вас перегоним!»

Да, наука лихорадочно открывает новое, пристально всматривается в проблемы будущего мира, пытается осмыслить перспективы человечества.

А фантастика?

Иногда иллюстрирует мысли ученых. Иногда применяется «как метод», то есть как условный литературный прием. А чаще всего повторяет одни и те же сюжеты, ситуации.

Вот, например, повесть Г. Голубева «Огненный пояс». Страница за страницей идет подробнейшее описание спуска батискафа. За последние годы вышло несколько книг, написанных гидронавтами: «На глубине морей в батискафе» О. Пиккара, «На глубине 4000 метров» Ж. Гуо и П. Вильма, «Глубина семь миль» Ж. Пиккара и Р. Литца. Прочитав о тридцати погружениях, нетрудно описать тридцать первое, составив его из отдельных черточек реальных погружений. Так и сделано в повести Г. Голубева. Все почти как в книгах гидронавтов… и все совсем не то!

Представьте себе, что некто взял книги наших космонавтов и написал на их основе рассказ еще об одном полете. Все было бы очень похоже… и вместе с тем лишено жизни. Примерно такое соотношение между манекеном в витрине магазина и живым человеком.

Трудно, очень трудно фантазировать созвучно современному уровню науки. Отсюда фантастика «как метод», отсюда бесконечные повторы и производство манекенов.

Все чаще и чаще говорят, что действительность обгоняет фантастику.

Вот несколько типичных в этом отношении строк из книги В. Ильина «На грани двух стихий»:

«Новое сейчас рождается быстрее, чем смеют предполагать писатели-фантасты. А порой даже бывает так, что изобретение уже осуществлено, а в книге фантаста об этом еще только говорится. Взять, к примеру, хотя бы научно-фантастическую повесть А. Казанцева «Планета бурь», появившуюся года три назад. Герои этого произведения, очутившиеся на далекой планете, передвигаются с помощью бесколесного сооружения, которое с одинаковым успехом можно назвать и автомобилем и катером.

Действие повести происходит, видимо, в далеком будущем. Но такая амфибия уже существует. Называется она судном на воздушной подушке».

А вот упрек посерьезнее. Г. Покровский и Ю. Моралевич пишут в своей книге «На переднем крае смелой мечты»:

«Оптический телескоп и радиотелескоп — два средства для познания глубин Вселенной. У писателей-фантастов не хватило смелости предположить, что появятся другие средства, более быстрые и удобные, чем электромагнитные волны. Значительно смелей оказался профессор Бруно Понтекорво. Он упорно изучает возможность создания нейтринных телескопов».

И еще один упрек. Говорит академик А. Колмогоров:

«Однако фантазия романистов не отличается особой изобретательностью. И. А. Ефремов, например, выдвигает концепцию, что «все совершенное похоже друг на друга». Стало быть, у высокоорганизованного существа должны быть, по его мнению, два глаза и нос, хотя, может быть, и несколько измененной формы…»

Подобные высказывания можно цитировать бесконечно. Но количество, как известно, имеет свойство переходить в качество. И на фоне великого множества частных упреков закономерно вырисовывается общий вопрос: «А не исчерпалась ли фантастика?»

Писатель В. Лацис, например, высказал предположение, что «рано или поздно придется