нему тянет.
— Он трогает тебя.
Белари грустно взглянула на Лидию:
— Ему нравится мой жизненный опыт старухи в сочетании с телом юной девушки. Но вряд ли он выделяет только меня. Он всех трогает. — Слегка усмехнулась. — Но кроме тебя, возможно. Ты слишком драгоценна для этого.
— Слишком хрупка.
— К чему такая грусть? Ты — уникальна. Мы сделаем из тебя звезду. — Белари алчным взглядом окинула свою протеже. — Твои акции взлетят вверх, и ты станешь знаменитой.
Из своего окна Лидия наблюдала за тем, как съезжаются гости Белари. Аэромобили в сопровождении охраны змейками скользили низко над соснами, в темноте мигали зеленые и красные бегущие огоньки.
Ния подошла к Лидии и встала за ее спиной.
— Уже приехали.
— Да.
На деревьях толстым слоем лежал снег, похожий на взбитые сливки. Метались голубые лучи поисковых прожекторов, выхватывая время от времени из темноты то снег, то деревья в лесу. В тени сосен притаились дозорные лыжники Берсона, в надежде выследить с помощью датчиков инфракрасные следы незваных гостей. Их лучи скользили по древним обломкам лыжного подъемника, который тянулся наверх из самого города. Проржавевший, он стоял беззвучно, и только ветер иногда налетал на сиденья и толкал тросы. Пустые кресла равнодушно покачивались в морозном воздухе — они тоже стали жертвой каприза Белари. Она ненавидела конкуренцию. Теперь она одна была покровительницей города, который сверкал далеко внизу, в долине.
— Тебе надо одеться, — сказала Ния.
Лидия повернулась, чтобы внимательно разглядеть свою сестру-двойняшку. Черные бездонные глаза смотрели на нее из-под крошечных век. Кожа бледная, лишенная какого бы то ни было цвета, изящная худоба подчеркивала тонкость ее кости. Лишь одно было у нее настоящим, у них обеих — собственные кости. Именно это в первую очередь привлекло внимание Белари, когда им было всего по одиннадцать лет. Вполне взрослыми, чтобы Белари смогла забрать их у родителей.
Лидия снова посмотрела в окно. Внизу, в узком пространстве горной долины, желтыми огоньками переливался город.
— Ты скучаешь? — спросила она.
Ния придвинулась ближе:
— Скучаю по чему?
Лидия кивнула вниз на мерцающий свет:
— По городу.
Их родители были стеклодувами, занимались старинным ремеслом, пришедшим в упадок, несмотря на разумно налаженное производство, — они своим дыханием создавали изящные вещицы, под их внимательным взором песок плавился и принимал нужную форму. Как и все ремесленники города — гончары, кузнецы, живописцы, — они переехали в поместье Белари в надежде обрести ее покровительство. Случалось, аристократы, приезжавшие к Белари, обращали внимание на кого-либо из художников, и тогда влияние счастливчика возрастало. Так, Нильсу Кинкэйду удалось разбогатеть благодаря благосклонности Белари; он варил железо по ее желанию, снабжая крепость огромными воротами ручной ковки и сады — незаметными на первый взгляд скульптурными сюрпризами: лисицы и дети выглядывали из зарослей люпина и аконита летом и из глубоких сугробов зимой. Теперь он достаточно знаменит, по крайней мере для того, чтобы выпускать собственные акции.
Родители Лидии тоже обратились за поддержкой, но Белари не сочла их ремесло достойным своего внимания. Вместо этого она заинтересовалась биологическим чудом — оказывается, у них были дочери- близнецы, такие хрупкие, светловолосые, они глядели на мир васильковыми глазами, не мигая, будто впитывали в себя все чудеса гор в ее владениях. С тех пор благодаря деньгам, что родители близнецов выручили за своих детей, их дело процветало.
Ния легонько подтолкнула Лидию, ее призрачное лицо было серьезным.
— Скорее оденься. Тебе нельзя опаздывать.
Лидия отвернулась от своей черноглазой сестры. Мало что осталось в них от первоначального облика. В течение двух лет они росли в замке под наблюдением Белари, а затем начались пилюли. Прием «Ревитии» в возрасте тринадцати лет зафиксировал их функции на основе матрицы юности. Затем настал черед вставить чужие глаза, забранные у другой пары близнецов в одной из дальних стран. Иногда Лидия задавалась вопросом, глядят ли две смуглые девочки где-нибудь в Индии на мир глазами цвета васильков или бродят по грязным улочкам своих деревень, ориентируясь только по тому, как звуки отскакивают от стен из коровьего кизяка или как стучат по пыли их тросточки, которые они держат перед собой.
Лидия внимательно всматривалась в ночь за окном своими украденными черными глазами. Аэромобили один за другим высаживали гостей на посадочных площадках, затем расправляли легкие прозрачные крылья и отдавались на волю горному ветру, который уносил их прочь.
Последовали другие курсы терапии: пигментные препараты выкачали всю краску из кожи, сделав девочек бледными, как маски театра Кабуки, бесплотными тенями их прежних — загорелых под горным солнцем детей. А потом начались операции. Она вспомнила, как приходила в себя после каждой удачной операции — искалеченная, неделями не способная шевельнуться, несмотря на то что сквозь широкие отверстия игл доктор заливал в ее немощное тело средства для срастания ран и питательные растворы. Каждый раз после операции врач брал ее за руку, утирал пот с бледного лба и шептал: «Бедное дитя. Бедное, бедное дитя». После чего приходила Белари и радовалась результатам, говоря, что Лидия и Ния скоро станут звездами.
Снег, сорванный с сосен порывами ветра, кружил вихрем вокруг прибывающих представителей элиты. Гости спешили сквозь вьюживший снег, а в это время голубые лучи прожекторов лыжного дозора Берсона шарили по лесу. Лидия вздохнула и отвернулась от окна, уступив в конце концов беспокойным уговорам Нии, что следует одеться.
Стивен и Лидия ходили вместе на пикники, когда Белари отсутствовала в поместье. Они обычно покидали огромное серое здание замка Белари и очень осторожно шли по горным лугам. Стивен всегда поддерживал ее, показывая, куда ставить хрупкие ступни среди ромашек, васильков и люпина, пока с отвесных гранитных скал их взорам не открывался вид на город далеко внизу. Со всех сторон вздымались вершины, покрытые ледниками, — горы окружали долину, словно великаны, которые присели на корточки, чтобы посовещаться; даже летом с их ликов не сходил снег, белевший, как бороды мудрецов. Вдвоем они устраивались на краю пропасти и ели то, что приносили с собой, а Стивен рассказывал истории о том, каким мир был до появления поместий, до того, как благодаря «Ревитии» знаменитости стали бессмертными.
Он рассказал, что когда-то эта страна была демократической. Что люди даже голосовали за своих сеньоров. Что они могли свободно разъезжать по любым поместьям, куда им только хотелось. Все могли, подчеркивал он, не только звезды. Лидия знала, что есть такие места на побережье, где до сих пор все так и происходит. Она слышала об этом. Но ей трудно было в это поверить. Все же она — дитя поместья.
— Это правда, — уверял ее Стивен. — На побережье люди избирают своего руководителя. Это только здесь, в горах, все иначе. — Он улыбался ей, слегка щуря глаза, — его явно веселило недоверчивое выражение ее лица.
Лидия рассмеялась:
— Но кто же тогда платит за все? Кто, кроме Белари, даст денег на ремонт дорог и строительство школ? — Она сорвала астру и покрутила ее меж пальцев, разглядывая, как фиолетовые спицы лепестков почти полностью скрывают желтую сердцевину цветка.
— Сами люди.
Лидия снова засмеялась:
— Как же они смогут? У них едва хватает денег на то, чтобы прокормить себя. И как они узнают, что надо делать? Если бы не Белари, то никто и не знал бы, что следует починить или исправить. — Она отбросила в сторону астру, желая, чтобы та слетела со скалы. Но вместо этого ветер подхватил цветок, и он
