тотчас завел мотор и стал ждать. Сисс не трогался с места. Грегори заглушил двигатель. Он вспомнил о салфетке, поискал ее в кармане, расправил вслепую и, не желая зажигать в машине свет, поднес бумагу к циферблату часов. В розоватом отблеске слова были едва различимы; это был адрес Сисса с номером телефона и его фамилией. Грегори пришло в голову, что, возможно, девушка переодевается, а Сисс ждет ее, но он тотчас отверг эту мысль. Он был уверен, что Сисс ничего не ждет и ни на что не надеется. Фосфоресцирующие зеленоватым светом стрелки показывали девятый час, ожидание длилось уже минут тридцать. Грегори выкурил две сигареты, окурки выбросил в окно, какое-то время возился с радио, наконец, когда ему это надоело, он вылез из машины, демонстративно стукнул дверцей и направился к машине Сисса. За несколько шагов до нее он заколебался, но все-таки пошел дальше.
Сисс сидел, уронив голову на руки, скрещенные на руле. Падавший сбоку свет уличного фонаря поблескивал в его серебристых волосах. Грегори стоял слегка наклонившись, не зная, что предпринять. Внезапно он подался назад, стремительно вернулся к «бьюику», глянул через плечо — Сисс с места не сдвинулся, — сел за руль, быстро отъехал, сделал левый разворот, разогнался на широкой, в тот момент пустой мостовой и на большой скорости стал возвращаться на прежнее место. Темная масса «крайслера» стремительно приближалась; когда столкновение оказалось неизбежным, Грегори внезапно нажал на тормоза, они взвизгнули. После короткого, неуправляемого скольжения «бьюик» остановился, сильно ударив в заднее крыло машины Сисса. Раздался скрежет металла, Грегори выскочил из своей машины и бросился к «крайслеру».
— Приношу самые искренние извинения! — воскликнул Грегори. — У меня тормоза не держат, надеюсь, вы не пострадали. Ах, это вы… — закончил он тише, останавливаясь.
Сисс, которого удар бросил вперед, распахнул дверцу, выставил одну ногу, как бы намереваясь вылезти, но не вылез. Он смотрел на Грегори, выглядевшего довольно глупо.
— А, это вы? Ваше имя — Грегори, да? Полиция громит мирных граждан… сказал он.
Они вместе отправились осматривать заднюю часть машины; она была практически цела, удар, как и рассчитывал Грегори, пришелся в бампер.
— Как это, собственно, произошло? — спросил, распрямляясь, Сисс.
— Я взял машину в прокате и переоценил тормоза. Честно говоря, лихая езда — моя слабость, может быть, потому, что я не перебесился. У меня нет собственной машины.
Грегори показалось, что он слишком много говорит, и он резко оборвал себя.
— У вас нет машины? — спросил Сисс. Он говорил механически, думая о чем-то другом. Затем натянул правую перчатку, застегнул ее и медленно сдернул с руки левую. Они продолжали стоять возле сцепившихся машин.
«Теперь я его приглашу», — подумал Грегори.
— Машины нет, — произнес он. — Бедность — добродетель, поощряемая полицией. Во всяком случае, я виноват, а может, судьбе было угодно, чтобы мы провели вечер вместе, раз уж мы вместе пообедали. Сейчас время ужина.
— В кафе-автомате, учитывая вашу бедность, — буркнул Сисс. Он осматривался вокруг, словно кого- то искал.
— Ну, я не настолько беден. Предлагаю шикануть в «Савое». Что вы на это скажете? Наверху там имеются тихие уголки. И недурное вино.
— Нет, благодарю. Я не пью. Не могу. Не знаю, право. Впрочем… — Сисс подошел к «крайслеру», сел и совсем тихо проговорил: — Мне все равно.
— Прекрасно, тогда едем. Вы следуете первым, хорошо? — быстро говорил Грегори, делая вид, что истолковал слова ученого как согласие.
Сисс поглядел на него изучающе, высунулся из машины, как бы желая получше вглядеться в его лицо, неожиданно захлопнул дверцу и нажал стартер. Двигатель не заводился. Сисс забыл повернуть ключ. Грегори это заметил, однако ничего не сказал. Сисс добрую минуту вращал мертвый мотор, пока наконец понял, в чем дело. Грегори, садясь за руль, не был вполне уверен, что Сисс поедет в «Савой», и, когда тронулся за его лимузином, внезапно захотел, чтобы Сисс передумал. Но уже на первом перекрестке убедился, что он принял приглашение.
До ресторана «Савой» было минут десять езды. Машины они оставили на автостоянке. Была уже половина десятого, на первом этаже играл оркестр, в центре зала, на вращающейся эстраде, подсвеченной снизу разноцветными лампочками, танцевали. Им пришлось пройти под колоннами, чтобы попасть на балкон, откуда был виден весь зал. Висящие на длинных цепочках подсвечники слепили глаза. Грегори не послушал официанта, который намеревался проводить их к столикам, занятым веселой компанией, и провел Сисса почти до самого конца балкона. Там, в отдалении от других, между капителями двух колонн, стоял небольшой столик. Сразу подошли два официанта во фраках, один с меню, второй с картой вин; она выглядела как довольно толстая книга.
— Вы разбираетесь в этом? — спросил Сисс, закрывая кожаный переплет. Грегори улыбнулся ему.
— Более или менее. Для начала, думаю, не повредит вермут. Вы пьете с лимоном?
— Вермут? Это горько. А, пускай! Можно и с лимоном.
Грегори только взглянул на официанта, говорить ничего не требовалось. Второй терпеливо ждал в стороне. После долгого раздумья Грегори сделал заказ, предварительно спросив Сисса, любит ли он салат из сырых овощей и не вредно ли ему жареное.
Сисс, наклонившись к балюстраде, от нечего делать поглядывал вниз на круговерть дергающихся голов. Оркестр исполнял слоу-фокс.
Грегори тоже с минуту глядел туда, потом поднял к свету рюмку с вермутом.
— Думаю, я должен это сказать, — проговорил он с некоторым трудом. Я… хотел перед вами извиниться.
— Что? — Сисс взглянул на него с некоторой рассеянностью. — А… сообразил он. — Нет, нет. И говорить не о чем. Это пустяк.
— Я лишь теперь узнал, почему вы оставили свою должность в генеральном штабе.
— Так, значит, теперь вам это известно? — спросил Сисс равнодушно. Он выпил свой вермут, как чай — тремя глотками. Ломтик лимона попал ему в рот. Сисс вынул его, подержал в пальцах и положил в пустую рюмку.
— Да.
— Это старая история. Вам следовало бы знать, раз уж вы за меня взялись…
— Вы принадлежите к числу людей, о которых ходят только полярно противоположные сплетни, — произнес Грегори, словно не расслышав его последних слов. — Все либо горячее, либо холодное. Ничего умеренного. Так и в этом деле. Все зависело от информатора. Могли бы вы рассказать мне сами, почему вас освободили от руководства оперативной группой?
— И объявили красным, — добавил Сисс; вопреки ожиданиям Грегори он не оживился. Сгорбившись, он вытянутой рукой опирался о балюстраду. — Чего ради говорить об этом? Занятие столь же бессмысленное, как эксгумация.
— Правда ли, что вы неопровержимо предрекали гибель человечества? спросил Грегори, понизив голос. — Для меня это крайне важно, прошу вас. Вы знаете, как люди искажают и извращают все, любую правду, любую вещь. Могли бы вы рассказать, как обстояло дело?
— Зачем это вам?
— Я хотел бы узнать… узнать еще подробнее, кто вы.
— Это такая старая история, — недовольно повторил Сисс. Он все время поглядывал сверху на танцующих. Внизу зажгли красный свет, в котором пламенели обнаженные плечи женщин. — Нет, речь шла не о гибели. Вы в самом деле хотите, чтобы я об этом рассказал?
— В самом деле.
— Настолько вас это интересует? Ну что же, это было примерно в сорок шестом году. Началась атомная гонка. Я знал, что, когда будет достигнута граница — я имею в виду максимум уничтожающей силы, — начнется развитие средств по транспортировке бомбы… То есть ракет. И здесь будет достигнут предел, то есть обе стороны станут располагать ракетами с ядерными боеголовками, и где-то возникнут хорошо замаскированные пульты с пресловутыми кнопками. Когда кнопку нажмут, ракеты взлетают. Через
