лодки вместимостью приблизительно до 25 человек, редко до 30; у греков они называются «камарами».[43]
Как говорят, эту Ахею заселили фтиотийские ахейцы из войска Иасона, [44] а лаконцы поселились в Гениохии; предводителями последних были Крекас и Амфистрат – возницы Диоскуров; по всей вероятности, гениохи[45] получили свое имя от них. Снаряжая флотилии таких «камар» и нападая то на купеческие корабли, то даже на какую-нибудь страну или город, они господствовали на море. Иногда им помогают даже жители Боспора,[46] предоставляя свои корабельные стоянки, рынок для сбыта добычи. Когда они возвращаются в родные места, то при отсутствии корабельных стоянок им приходится на своих плечах переносить «камары» в леса, где они и живут, обрабатывая скудную землю. Когда же наступает время плавания, они снова несут свои лодки к берегу. Точно так же поступают они и в чужих странах, где им хорошо известны лесистые места; там они прячут свои «камары», а сами пешком бродят днем и ночью, похищая людей для продажи в рабство. Похищенных они с готовностью предлагают отпустить за выкуп, извещая об этом после выхода в море их родных. В землях, подчиненных местным властителям, правители оказывают помощь жертвам насилия: они нередко, в свою очередь, нападают на разбойников и, захватив их «камары», приводят назад вместе с экипажем. Области, подчиненные римлянам, более бессильны против этого зла из-за небрежения посылаемых туда правителей».
Но самыми жестокими и беспощадными пиратами были тавры, полудикие и воинственные племена, жившие на южном побережье Тавриды (Крыма). Об их обычаях пишет Геродот:
«У тавров существуют такие обычаи: они приносят в жертву Деве[47] потерпевших крушение мореходов и всех эллинов, кого захватывают в открытом море, следующим образом. Сначала они поражают обреченных дубиной по голове. Затем тело жертвы, по словам одних, сбрасывают с утеса в море, ибо святилище стоит на крутом утесе, голову же прибивают к столбу. Другие, соглашаясь, впрочем, относительно головы, утверждают, что тело тавры не сбрасывают со скалы, а предают земле. Богиня, которой они приносят жертвы, по их собственным словам, – это дочь Агамемнона[48] Ифигения. С захваченными в плен врагами тавры поступают так: отрубленные головы пленников относят в дом, а затем, воткнув их на длинный шест, выставляют высоко над домом, обычно над дымоходом. Эти висящие над домом головы являются, по их словам, стражами всего дома. Живут тавры разбоем и войной».
Образование Боспорского царства с центром в районе Боспора Киммерийского (Керченского пролива) и распространение его влияния на государства и полисы по всему периметру Понта несомненно усилило борьбу с пиратами. Известно, что боспорский царь Эвмел (310–304 годы до н. э.) высылал эскадры к берегам Колхиды, где особенно активны были пиратские флотилии ахеян, гениохов и других племен. Древние авторы сообщают об успешности этой борьбы по очищению Понта от пиратов. Но окончательно уничтожить пиратский промысел в Понте ни Эвмелу, ни многим другим боспорским правителям, ни флотоводцам древнегреческих государств, ни царям Понта, ни римлянам, разгромившим Понтийское царство, не удалось.
В I веке до н. э. Страбон, описывая побережье Тавриды, отметил:
«Затем следует Древний Херсонес, лежащий в развалинах, и потом гавань с узким входом, где тавры (скифское племя) обычно собирали свои разбойничьи банды, нападая на тех, кто спасался сюда бегством. Эта гавань называется Симболон Лимен[49] и образует вместе с другой гаванью под названием Ктенунт[50] перешеек в 40 стадиев».
О пиратах Понта упоминает древнеримский историк Тацит (56 год – около 120 года н. э.). Рассказывая о 3-й войне с царем Понта Митридатом, закончившейся гибелью последнего в 63 году до н. э., он сообщает о том, что тавры напали на отнесенную к их берегу римскую эскадру и убили префекта когорты и множество воинов.
В конце III века и в начале II века до н. э. немало хлопот доставляли Риму лигурийские пираты, которые фактически пришли на смену этрусским морским разбойникам в Западном Средиземноморье. В конце концов римское государство вынуждено было принять меры к их разгрому и нейтрализации. Обстоятельства борьбы с ними излагает Плутарх в биографии консула Эмилия Павла:
«Когда Эмилий был избран консулом [182 год до н. э. ], он выступил в поход против приальпийских лигуров, которых называют лигустинцами, воинственного и храброго народа; соседство с римлянами выучило их искусству ведения боевых действий. Вперемежку с галлами и приморскими племенами испанцев они населяют окраину Италии, прилегающую к Альпам, и часть самих Альп, которая омывается водами Тирренского моря и обращена к Африке. В ту пору они стали заниматься еще и морским разбоем: их суда заплывали до самих Геркулесовых столпов, обирая и грабя торговцев. Когда на них двинулся Эмилий, они собрали и выставили сорокатысячное войско, но Эмилий, несмотря на пятикратное преимущество, которым располагал неприятель (римлян было всего 8000), напал на лигуров, разбил их и загнал в укрепленные города; после чего предложил им мир на весьма умеренных и справедливых условиях: в намерения римлян отнюдь не входило до конца истребить племя лигуров, служившее своего рода заслоном, или преградою, на пути галльского вторжения, угроза которого постоянно висела над Италией. Итак, лигуры доверились Эмилию и сдали ему свои суда и города. Города он вернул прежним владельцам, не причинив им ни малейшего ущерба и только распорядившись срыть укрепления, но суда все отобрал, не оставив ни одного корабля более чем с тремя рядами весел. Кроме того, он вернул свободу множеству пленников, захваченных пиратами на суше и на море, – как римлянам, так равно и чужеземцам».
Во II веке и в первой половине I века до н. э. особую активность в Восточном Средиземноморье проявляли киликийские пираты. Так в античную эпоху называли морских разбойников, выходцев из Киликии и Памфилии, южных прибрежных районов Малой Азии. Страбон охарактеризовал побережье этих районов как «неровное и труднопроходимое, однако очень богатое гаванями». По его мнению, жители этих районов «воспользовались своими гаванями как опорными пунктами для морского разбоя; причем они или сами занимались пиратством, или же предоставляли пиратам свои гавани для сбыта добычи и в качестве якорных стоянок. Во всяком случае, в памфилийском городе Сиде были устроены корабельные верфи для киликийцев, которые продавали там пленников с аукциона, хотя и признавали их свободными… Киликийцы благодаря своим успехам распространили свое морское владычество вплоть до Италии».
Безусловно, активизации деятельности киликийских пиратов способствовали восстания и междоусобицы в Сирии и в ряде районов Малой Азии, связанные с ослаблением власти правящих эллинистических династий этого региона.
Страбон свидетельствует:
«Восстание Трифона[51] вместе с ничтожеством царей, преемственно правящих Сирией и одновременно Киликией, послужило киликийцам первым толчком для организации пиратских шаек. Ибо вслед за его восстанием подняли восстание и другие; таким образом, взаимные раздоры братьев отдали страну в жертву нападающим извне. В особенности побуждал к насилиям приносивший огромные выгоды вывоз рабов; ибо поимка рабов производилась легко, а рынок, большой и богатый, находился не особенно далеко, именно Делос,[52] который был способен в один день принять и продать десятки тысяч рабов. Отсюда пошла даже поговорка: «Купец, приставай и выгружай корабль, все продано». Причина этого в том, что после разрушения Карфагена и Коринфа[53] римляне разбогатели и нуждались в большом числе рабов.
Ввиду такой легкости сбыта пираты появились в огромном количестве, они сами охотились за добычей и продавали рабов. Цари Кипра и Египта помогали им в этом, будучи врагами сирийцев. И родосцы не были друзьями с сирийцами, поэтому не оказывали им поддержки. Вместе с тем пираты под видом работорговцев непрестанно продолжали творить свои злодеяния».
Особенно возросла активность киликийских пиратов в I веке до н. э. По этому поводу древнегреческий историк Плутарх пишет:
«Когда римляне в пору гражданских войн сражались у самых ворот Рима, море, оставленное без охраны, стало мало-помалу привлекать пиратов и поощряло их на дальнейшие предприятия, так что они не только принялись нападать на мореходов, но даже опустошали острова и прибрежные города… Во многих местах у пиратов были якорные стоянки и крепкие наблюдательные башни. Флотилии, которые они высылали в море, отличались не только прекрасными, как на подбор, матросами, но также искусством кормчих, быстротой и
