— Каяться начинаешь?
— Че? — скривился Стасис.
— Ну, ты ведь признал, что избил этих парней, — пояснил Радченко.
Стасис безразлично пожал плечами:
— А я и не собираюсь отнекиваться. Да, пришли в конце рабочего дня эти редиски в количестве четырех штук и стали приставать: «Дай десять центов не то в морду получишь!» А центики-то у меня трудовые; это морда халявная, от родителей в наследство досталась…
— Прекрати кривляться, подлец! — взревел Крийзиман, багровея.
— Не буду, не буду, — тут же пообещал Стасис, виновато моргая.
В порыве бессильного гнева Крийзиман кинулся к наглому задержанному, устрашающе завис над ним, хлопнув ладонями по столу.
— Ваше высокоблагородие, только не надо ногами по голове, — вежливо попросил Стасис, глядя в его налитые кровью (и вином) глаза. — Я этого с детства не люблю.
— Крийзиман, — тихо, но твердо окликнул Радченко неуравновешенного помощника. — Пусть поприкалывается — недолго осталось.
Крийзиман с трудом оторвался от стола и вернулся к окну.
— Что значит — недолго? — уже вполне серьезно поинтересовался Стасис.
— Ну вот, — улыбнулся Радченко. — Он и растерял свою наглость.
— И все же!..
Радченко широко зевнул, потянулся до хруста, кинул взгляд на бумаги перед собой.
— Дело-то твое довольно ясное. Остается лишь уяснить кое-какие детали…
— Ничего себе детальки! — возопил Стасис. — А вам, ребята, не хочется выяснить, кто же ухрюкал тех болванов? Или решили на меня все списать?
— Что-то не пойму я, — нахмурился следователь. — Ты ведь, кажется…
— Креститься надо! До него только начинает доходить, что он чего-то не понял! Я же сразу сказал, что не убивал их. Или в моей жизни была острая нехватка тюремной обстановки?
Радченко озадаченно почесал переносицу.
— Крийзиман, ты проверил картотеку?
— Да, — глухо отозвался тлеющий помощник. — Нет ни него ничего.
— Хм…
— Более того, — глаза Стасиса блеснули озорством. — В августе девяносто первого, когда возле Тоомпеа водружали противотанковые валуны, я организовал в Ласнамяэ рытье противотанковых…
— Национальный герой, значит? — усмехнулся Радченко.
— Ну… — Стасис скромно потупился. — А мой литовский дедушка…
— Я понял, — поспешно кивнул Радченко. — Это у вас наследственное… Мы обязательно учтем поведанные тобой факты. А пока, раз уж ты отрицаешь нашу версию, расскажи, как там все было. Только серьезно.
Стасис сосредоточенно почесал подбородок.
— Ну, приперлись они будто бы «тачку» ремонтировать…
— На машине, значит?
— На двух…
— Каких?
— «Тойоты»… — Стасис закатил глаза, припоминая. — «Короллы»…
— На территории фирмы нами была обнаружена только одна «Тойота»! злорадно выпалил Крийзиман, глянул на один из листиков на столе. «Тойота-Краун». Где же сейчас пребывают упомянутые вами?
Стасис медленно повернулся в его сторону, одарил взглядом, преисполненным искреннего сострадания: «Бедняжка. Он ведь всерьез надеется, что задаст исключительно каверзные вопросики».
— Вариант «А»: сгорели в адском пламени; вариант «В»: взяли и уехали; вариант «С»…
— Хватит, Петраускас, — усмехнулся Радченко. — Давай дальше.
Стасис устало вздохнул, постучал пальцами по лакированной крышке стола.
— Уговорили они меня делать ремонт именно сегодня… Хотя я очень не хотел: не выспался.
— За сколько уговорили? — язвительно полюбопытствовал Крийзиман.
— Конфетку дали, — на сей раз Стасис даже не повернулся в его сторону.
— Когда все наши расползлись, говорят: «Бить будем, потому что кое-кому ты не правишься, и он за тебя хорошие „бабки“ выложил».
— Назвали его? — насторожился Радченко.
— Нет.
Некоторое время следователь ждал продолжения, но Стасис молчал.
— А дальше-то что?
— Ну, а что мне, по-вашему, делать после такого сообщения? Сложить лапки по швам и доложить: «„Груша“ готова, хлопцы!»?
— Чем закончилось?
— Уложил я их — чем же еще? Может, с кем и переборщил чуток — так их же пятеро было против меня одного. Последний вообще тяжелым оказался — пока не ломанул ему пару косточек, ни за что лечь не соглашался!
— И потом ты ушел?
— Ну да! И вообще: если бы я их прикончил, спал ли бы после этого дома?
Только тупица…
— Всякие бывают, — махнул Радченко. — Года два назад был случай, когда один семнадцатилетний мерзавец зарезал приятеля — семь ножевых ран — за девятисотрублевый должок. Родители жертвы, между прочим, в это время смотрела телевизор в соседней комнате. И взяли его на следующее утро из постели…
— Так то ж идиот.
— Но никто до случившегося этого не замечал. Радченко протянул Стасису пачку «Экстры», взглянул на него с возросшей симпатией.
— Спасибо, — кивнул тот, неловко бряцая наручниками, прикурил от протянутой противным Крийзиманом зажигалки.
— Допустим, — вздохнул Радченко, — так все и было. Тогда кто и, главное, зачем убил тех парней, после твоих усилий ставших абсолютно безопасными?
— Это уж вам выяснять. Может, заказчик? Ну, скажем, недоволен остался…
— Он бы сам с тобой разобрался, коль уж ас побоялся в «мокрое» вляпаться.
— Кстати, — оживился Стасис, — судя по всему, он имел связанные со мной какие-то неприятности. Бугаи те сказали, будто предупреждены, что я не «фантик» из первого «А».
Радченко озадаченно почесал затылок:
— И тебя их сообщение не навело ни на какие размышления?
— Была у меня за последнее время пара стычек… Чисто случайных — я этих людей раньше никогда не встречал.
— Что за люди?
— Болваны какие-то. Первый раз я им натрескал, когда они приставала к подруге моего детства. Второй раз — совсем уж недавно — опять-таки совершенно случайно повстречались на Поцелуйке…
— Ты смог бы опознать их?
— Запросто.
Радченко задавил окурок.
— Хорошо. С этим мы разберемся. Но с убийствами намного сложнее. Кроме неясности чьих-либо иных мотивов на месте не обнаружено никаких подкрепляющих твою версию следов.
— Здорово! — просиял Стасис. — Вот уже и есть одна примета — ищите человека в перчатках.
На следующий день Стасиса повезли на следственный эксперимент. Сидя в душном фургоне полицейского «козлика» в обществе смешно сурового, совсем молодого констебля уголком губ он улыбался
