– Могу я чем-то помочь?
Никита. Бизнес – дело мужское и не всегда безопасное…
О, как Елена любила это надуванье щек у раздолбаев и неумех! Любопытно, но ни одна из бизнес-леди, у которых она брала интервью, щек не надувала. Рассказывала о бизнесе так, как рассказывала бы о том, как она будет шить платье или печь пирог. От этого Никита показался еще трогательней…
Белокурая. Конечно, мужское, в бизнесе ведь надо отвечать за базар, не то что в отношениях между людьми…
Никита. Фу, графиня, что за сленг?!
Белокурая. Я не графиня, я – разночинка…
Никита. Мне не привыкать отвечать, я хоть и впечатлительный мальчик, но все-таки бывший спецназовец…
Белокурая. Да какой ты спецназовец, ты – плюшевый медведь…
Никита. Могу обидеться.
Белокурая. Обидеть не хотела… Караванов книжки увязывает в пачки…
Никита. Понимаю…
Белокурая. Давай где-нибудь посидим, выпьем после работы.
Никита. Обещал жене быть пораньше. Чувствую себя последней сволочью перед обеими…
Белокурая. Удачи тебе в твоем глубоком чувстве!
Она отключила компьютер и задумалась: «Послать, не послать? Ладно, не пошлю, буду сюсюкать дальше, но уважать уже не смогу совсем…»
Надо было чем-то отвлечь себя от того, что Караванов увязывает книги, а Никита спешит к жене. В молодости она бы остро почувствовала себя никому не нужной, но годы помогли наработать защитные механизмы. Теперь, когда оставляли без эмоциональной поддержки, Елена научилась говорить:
– Это не они плохие, что бросили меня. Это я глупая, что выбрала таких! Надо искать новых… Потом вы будете говорить, что я монстр, что я безнравственна, что мне раз плюнуть – завести интрижку? Да. Но это вы сделали меня такой, так что теперь вам это и хавать большой ложкой.
Позвонила Лиде:
– Зайка, домой сегодня и завтра не приходи, Караванов вывозит вещи, зрелище не для слабонервных…
– Мать, давай сходим куда-нибудь, потусуемся, – нежно предложила Лида.
– Спасибо. Но слишком заморочена в редакции. Не волнуйся, я в полном порядке… – В целом это было правдой.
– Ну гляди… А то мы тут на концерт собираемся…
– По концертам у нас главный Караванов! – засмеялась Елена.
– Я тут вроде работу нашла, пока не скажу, чтоб не сглазить, – сказала Лида.
– Умница моя! Целую, пока… – И оглянулась на Катю: – Подними мне настроение международными новостями.
– Легко, – откликнулась Катя. – В Восточном округе Москвы в автомашине «Газель» обнаружен бурый медведь. В милицию позвонили местные жители, обеспокоенные ревом. Хозяина зверя найти не удалось. Сейчас милиционеры оцепили машину и ожидают представителей Мосгорспаса. Развеселила?
– Караванов увязывает книги, а Никита занят семейной жизнью… Как тебе?
– Эти недоноски чистить тебе сапоги недостойны. Вот еще новость: «В бразильском городке Эсперантина пройдет необычный праздник – День оргазма. В ходе торжеств каждый из 35 тысяч жителей городка попытается достичь хотя бы одного оргазма. По крайней мере на это надеется инициатор праздника – член муниципалитета Ариматея Дантас. По его мнению, в городке сложилась катастрофическая ситуация с оргазмами, и местная власть обязана обратить внимание на эту проблему». А?
– Круто…
– Ты, коханая моя, не кисни. Достань записную книжку, вылови телефон мужика, которого тебе было бы сейчас приятно слышать, и набери.
– Любого?
– Ага… А там, если боженька не фраер, он все устроит. Если не пожалеешь об этом, ты мне завтра ставишь бутылку шампанского. Если пожалеешь – я тебе.
– Ладно, иди за шампанским…
Елена начала листать записную книжку и смотреть, кого бы хотелось увидеть. И вдруг остановилась на фамилии врача, лечившего родителям спины, странного человека по фамилии Муркин. Это был невысокий, почти квадратный мужичина с ручищами многоопытного мясника и презрительным взглядом, полная противоположность воздушному Караванову и пафосному Никите. Он всегда неровно дышал к Елене.
Набрала его мобильный и весело сказала:
– Здравствуйте, господин Муркин! Вы меня помните? Это Елена… Дочка… Да! Да! Вспомнили? Как вы и обещали мне, многочасовое сидение за компьютером дало дискомфорт в спине. Могу я к вам зайти сегодня к концу приема?
– Заходите… Скорее всего стандартное отложение солей, но можем снимочек сделать на всякий случай, – отрывисто сказал Муркин. – Где-нибудь к шести, я тогда раскидаюсь с приемом.
В отличие от Муркина Елена примерно представляла сценарий вечера. И начала сложносочиненно красить глаза, подводя их снизу бирюзовым карандашом для искристости.
Он принимал в закрытой поликлинике в центре. Пришлось преодолеть злющую бабку:
– Ваш пропуск? Ваша карта? Здесь закрытое учреждение, а не проходной двор!
Преодолеть настороженную девицу на микроресепшене:
– А вы с ним договаривались? У нас только по предварительной записи!
Преодолеть махнувшую на жизнь рукой толстенную пожилую медсестру. Как опытной журналистке, ей было не привыкать преодолевать кордоны. Наконец добралась до Муркина, мрачно сидевшего в комнатке, примыкающей к кабинету.
Перед ним стояли наполовину пустая бутылка коньяка, кофейная чашка и начатая коробка конфет.
– Садитесь, Лена! – пригласил он жестом, достал вторую кофейную чашку, плеснул туда коньяка. – Выпейте со мной! И ешьте конфеты. Это серотонин, полезно для мозгов…
– Что такое серотонин? – спросила Елена, чтобы распознать степень его опьянения.
– Вещество, присутствующее в шоколаде… – отрывисто сказал Муркин и опрокинул в себя чашку коньяка. – Вам, конечно, не известно, что шоколад полезен для сердца. А, например, в темном шоколаде содержатся антиоксиданты, которые способствуют увеличению «хорошего» холестерола. И чем больше некоторые дуры, вроде моей жены, убеждают себя отказываться от шоколада, тем больше сопротивляется этому организм… И он, кстати, одерживает победу в менструальный период или в стрессовых ситуациях…
– В стрессовых? – удивилась Елена и начала разворачивать конфету. – Тогда это ко мне!
– Между прочим, шоколад способен повышать уровень серотонина, эндорфина и фенилтиламинов – химических соединений… А эти соединения образуются в организме в ответ на такое замечательное чувство, как любовь. – Муркин почему-то грозно потряс здоровенным волосатым кулачищем, словно одновременно грозил и любви, и шоколаду.
– У меня стрессовая ситуация… – повторила она. – Развожусь.
– Зачем? В нашем возрасте люди уже не должны разводиться, уже должны доживать… – уставился на нее Муркин. – Не двадцать лет! Моя жена тоже устроила демарш. Переселилась в отдельную квартиру, пытается начать жизнь заново… в пятьдесят лет!
– Как я ее понимаю… – выдохнула Елена.
– Не бывает заново… Тканевые процессы необратимы, это я вам как врач говорю… – Было понятно, что смотреть спину – в медицинском смысле – он уже не в состоянии из-за количества выпитого. – И, между прочим, забыто все! И то, что она была студентка-лимитчица и ей нужно было присосаться к клану моих родителей… А у нас в медицине до сих пор все кланово… И то, что иначе ей грозило распределение в Зажопинск, из которого она приехала… И то, что я написал ей диссертацию… И то, что она все эти годы каталась как сыр в масле, потому что я не вылезал из операционной! Выпейте, Елена… А то я пью один, как алкаш.
