преобразований, направленных на модернизацию государства. Примечательны в этом отношении петровские реформы, заложившие основы «догоняющего развития» в России.
Концепция «догоняющего развития» вот уже три столетия является идеологией усилий огромной державы, направленных на то, чтобы уподобить ее продвинутым во всех отношениях странам Запада. Однако Европа и Запад в целом так и не стали для России «общим домом», так как сама специфика геополитического положения страны, евразийский полиэтнизм ее культуры, особенности исторического и религиозного развития образовали отличный от западного тип цивилизации.
Сторонники концепции «догоняющего развития» рассматривают русскую культуру как самобытную версию византийской, а значит – европейской. Соответственно татаро-монгольское иго оценивается ими как период «торможения» культурного развития России. Такая точка зрения господствовала в науке еще со времен Н. М. Карамзина и характерна для официальной историографии советского периода. Она игнорирует то обстоятельство, что дохристианская восточнославянская культура синтезировала культуры неславянских и праславянских племен, проживавших некогда на этой территории, а также интенсивные культурные влияния «степи». Однако и после христианизации Руси ее культура формировалась под воздействием не только византийских, но и «туранских» влияний, в том числе в рамках сложных процессов взаимоотношений Орды и русских княжеств. Недооценивается и роль западноевропейских влияний на культурные процессы средневековой Руси. Между тем именно сложный и разнородный характер культурных скрещений обусловил самобытность, уникальность и мощь русской культуры. Ученые – от А. Тойнби до Э. Хантингтона – все увереннее говорят о русской (или славяно-православной) цивилизации как одной из восьми самых значительных мировых цивилизаций наряду с западной (евро-американской) и исламской.
Тем не менее, как полагает современный исследователь С. Я. Сущий, российская культура является «догоняющей» относительно европейской. Подобное суждение предполагает, что и советский период культурного развития страны был периодом европеизации российской культуры. Однако заметим, что нарастающие в российском обществе настроения против «вестернизации» культуры свидетельствуют о неидентичности советской и западной культур. Важно понять причины незавершенности культурных «поворотов» России к Европе, Западу в эпохи Ивана III, Петра I, капиталистического развития России, советской власти как некую закономерность развития отечественной культуры.
У России свой особый и естественный путь развития. Эффективность преобразований на этом пути определялась, как правило, не стремлением догнать или перегнать кого-то, а формированием своей цивилизационной модели, учитывающей достижения Запада, но при этом основывающейся на своей исторической и культурной традиции, т. е. на собственной социокультурной идентичности. Разумеется, речь не идет о том, чтобы Россия и ее народы самоизолировались от влияния извне и замкнулись лишь на достижениях культуры, унаследованных от прошлого. Напротив – процесс модернизации обретает смысл только тогда, когда он нацелен на создание новых пропорций между факторами перемен и требованиями преемственности и основан на принципе равного достоинства всех культур. Ничто, по сути, не должно мешать тому, чтобы влияние других культур стало одним из факторов утверждения и обновления культурной самобытности.
На каком-то этапе может быть и «догоняющее развитие», но оно не должно становиться самоцелью – только средством. Ни один проект развития, оправдывающий это название, не может игнорировать культурный аспект, особенности не только естественной, но и культурной среды, равно как и фундаментальные ценности народа. В то же время осуществление государством культурной политики всегда тесно связано с задачей «сознательно строить свою собственную судьбу, вместо того чтобы подчиняться спонтанным импульсам» [21, 707]. Выявление тех или иных аспектов социокультурной динамики на различных этапах модернизации помогает понять смысл и эффективность происходящих преобразований. Проиллюстрируем этот тезис на примерах из истории России.
Опыт отечественного реформирования показывает, что успех модернизации во многом зависит не только от воли, решительности и возможностей ее инициаторов, но и от внутренней готовности основной массы населения к предстоящим переменам, ее активного участия в преобразовательной деятельности. Только этот социокультурный фактор не всегда учитывался, и реформы, не получая широкой поддержки, тормозились. В. О. Ключевский, например, считал, что реформаторская деятельность Петра I «ограничивалась стремлением вооружить русское государство и народ готовыми западноевропейскими средствами, умственными и материальными», а потому и завершилась «борьбой деспотизма с народом, его косностью» [12, 18]. То, с чем боролся Петр I, не всегда было косностью, безжалостно истреблялось и самобытно-духовное, не укладывавшееся в готовый западноевропейский шаблон. Более того, накапливаемый в процессе модернизации «культурный потенциал» оказался не только не освоенным, но даже и не был востребован основной массой населения, поскольку воспринимался им как глубоко чуждый. Налицо был явный «перепад» культур, отсутствие четкого, осознанного отношения к модернизации даже среди ее сторонников.
Решить сложившуюся проблемную ситуацию можно было только с помощью продуманной системы мер в виде государственной культурной политики. Опыт западных модернизаций показывает, что идеальный вариант их проведения возможен тогда, когда культурные революции предваряют социальные. М. Вебер в своей знаменитой работе «Протестантская этика и дух капитализма» (1905) убедительно доказал, что капиталистические отношения смогли появиться благодаря возникновению нового культурного образца в протестантских общинах.
В России, как правило, культура становилась заложницей преобразований, поэтому так неизмеримо высока их цена. Во всех странах буржуазные революции завершались отделением церкви от государства, а у нас, наоборот, – поворот к модернизации XVIII в. сопровождался закрепощением церкви, превращением ее в еще одно бюрократическое ведомство. Возможно, это была реакция Петра на духовное, культурное противостояние его реформам, которое оказалось не менее действенным, чем политическое. Пришлось менять не только систему социальных институтов традиционного общества, но и философию их деятельности, уклад жизни, систему норм и ценностей.
Культурная политика государства строилась в тот момент не на преемственности, а на насильственном вытеснении культурных образцов традиционного общества новыми, привнесенными извне, а потому чуждыми. Так, в области образования произошли изменения, приведшие не только к появлению новых типов учебных заведений на европейский манер и «обмирщению» духовных школ, но и к кардинальному изменению содержания образования. Ведь основное внимание педагогики Древней Руси, по меткому замечанию В. О. Ключевского, было обращено на привитие житейских правил, а не научных знаний. Изменение системы образования сопровождалось рождением новых социокультурных институтов – Академии наук, Кунсткамеры, библиотеки, печатной газеты, типографии и т. д. Все это ускорило процесс утверждения новой светской культуры, ее отделение от старой, развивающейся под контролем церкви. С тех пор основным субъектом культурной политики в России становится государство.
В период просвещенного абсолютизма Екатерины II такая политика стала обретать еще более отчетливые черты и системный характер. Государство упрочило свое влияние на духовную жизнь общества, распространив его не только на сферу образования, но и на все стадии социализации личности, дерзнув заявить о необходимости создания «новой породы людей». В этом плане огромное значение имело освобождение дворян от обязательной службы, которое, по меткому определению американского историка Р. Пайпса, открыло для них «шлюзы умственной деятельности».
«Расцвет русской литературы в XIX веке, – пишет Пайпс, – был невозможен без закона 1776 года и чувства личной безопасности, обретенного высшим дворянским слоем в благодатное царствование Екатерины». Именно с тех пор «русское общество наконец-то принялось отстаивать свое право на независимое существование» [24,
Уделяя большое внимание проблемам образования, Екатерина II подходила к их решению удивительно мудро, делая акцент на воспитании и подготовке учащихся к гражданскому общежитию. Это воспитание, по определению В. О. Ключевского, должно быть сосредоточено на разработке нравственного чувства. Это дело должно взять в свои руки само государство [10,
Реформы Екатерины II, ее культурная политика, несомненно, способствовали пробуждению общественного самосознания и активности дворян, но в значительно меньшей степени влияли на аналогичные процессы среди основной части населения России, которое по-прежнему было лишено элементарных гражданских свобод. Результат преобразований оказался противоположен тому, на что
