Признавая целесообразность назначения собак галлов и кельтов, Оппиан говорит: «Слава собакам кельтов!» Римский военный писатель Вегеций свидетельствует, что в его время собак держали на укреплениях, на сторожевых постах, они лаем извещали о приближении неприятеля[15].
В средние века собаки защищали военный обоз. Для нападения на неприятельскую кавалерию употребляли собак с бронею, они были вооружены острыми шипами и серпами, дабы сбивать с ног лошадей, расстраивая колонны неприятеля. На бронях этих собак укрепляли даже греческие огни для поражения неприятельского лагеря. Людовик XI охранял собаками гору «Сен-Мишель». Вообще полагают, что в средние века испанцы применяли собак при покорении туземцев на островах Куба и Доминго; англичане также пользовались услугами собак для розыска беглецов в густых первобытных лесах Ямайки. Мальтийские рыцари на острове Родос регулярно применяли дрессированных собак для службы на передовых постах. В конце XVIII и в начале XIX века французы познакомились с военным применением собак от кабилов[16] и пользовались сами их услугами в колониях с большим успехом. Наполеон I имел при себе собаку «Мусташ», которая сопровождала его во всех походах: в битве при Аустерлице собака возвратила знамя своему полковнику, за что это умное животное торжественно и было украшено на поле битвы орденом. Голландцы в г. Атье, при бездействии телеграфа, пользовались собаками для передачи депеш. Во время же американской войны, собаки злобою и выслеживанием наводили на негров страх и ужас, точно так же северо-американские войска высылали собак против индийских шаек. Военное племя «Moros» или «Moslem» из Mindanao с острова Борнео, являлись бичом для Филиппин более 2 столетий, их разбойнические набеги распространялись на целые области. Испанцы никак не могли усмирить этих беспокойных «Moros», так как свойства этой очень гористой, пересеченной непроходимыми лесами, страны создавали большие затруднения для солдат. Наконец испанцы воспользовались 30—40 собаками для несения сторожевой службы и розыска разбойников. Эти собаки, очень похожие на бульдогов, только ростом немного меньше, были короткошерстые и красно-бурой окраски. Их сила, чутье и ненависть против всего племени «Moros» сделали их необходимыми и могучими союзниками испанцев. Одна из этих собак храбро сражалась во многих боях. Иллюстрация говорит, что собака была награждена за храбрость и получила на ошейник особую медаль. Затем эта же собака спасла жизнь своего господина, кавалерийского полковника, удержав его от падения в яму, обложенную бамбуковым тростником. Сперва она получала в день от правительства 50 сант., затем один пезет, а в знак отличия ей выдали бронзовый крест на ленте.
В XVIII столетии в Турции пользовались собаками в качестве ищеек, а в начале XIX столетия собака вновь является как военный товарищ. Так, например, при штурме греков на Акрополь в Афинах, внезапное нападение было своевременно обнаружено бодростью и чутьем собак. — В Мексике в 1864 г., в вольной колонии «Zacasceas», собаки были страшными, противниками мексиканских «Guerillas», которые могли избавляться от них только посредством яда. В 1882 г. в области «Grivoscia» австрийцев сопровождали собаки для розысков и еще теперь голландцы в колонии Атье пользуются дрессированными собаками для преследования туземцев, которые скрываются в лесах.
Если военная собака в прежние времена служила исключительно для нападения и обороны и потому отличалась своим ростом, силой и дикостью, то. С введением огнестрельного оружия, служба собак для чисто военной цели скоро сделалась бесполезной.
Только в последние 25 лет снова стали применять собак для военных целей, главным образом, для сторожевого охранения и санитарной службы, при чем применение собак с военно-санитарными целями возникло исключительно по инициативе германского художника Я. Бунгартц. Постоянные улучшения оружия, верность прицела и дальнобойность, как вообще прогресс военного искусства. Ставят ныне военной собаке другие и более значительные требования и заставляют применять ее уже на совсем другом поприще. Свойства, принадлежавшие древней военной собаке, ныне не имеют значения: теперь главную роль играют разум, дрессировка, чутье и выносливость, последнее в особенности.
Применение военной собаки ныне состоит в несении службы на передовых постах, для охраны постов ночью, так как на преданность и чутье хорошей собаки вполне можно положиться даже в темноте. При передаче известий хорошо дрессированная собака в состоянии совершить нечто удивительное, так как скорость ее бега превосходит быстроту всадника и не зависит от характера данного места, вследствие чего неприятелю гораздо труднее попасть в нее. При переправе амуниции и в сфере ружейного огня собака приносит также большую пользу. Бунгартц имел собак, которые быстро на расстоянии до 1000 метров доставляли в седле до 80 патронов; прибыв к месту назначения, они ложились, давали брать из своих сумок патроны, после чего быстро возвращались обратно, чтобы принять новую поноску. Это совершалось беспрерывно до 20 раз, так что каждая из них в короткое время перетаскала до 1600 патронов. Высоко ценится на практике также охрана ими поклажи и походных палаток. Уже в 1889 г. Бунгартц дрессировал некоторых военных собак для прусской армии; они были переданы в «Garde-Jaeger-Bataillon» в Потсдаме. Впоследствии многие офицеры итальянских, английских, северо-американских, шведских, голландских и швейцарских войск с большим успехом учились у г. Бунгартц дрессировке собак.
Дрессировка собак для целей военно-служебных (передача донесений, разведки), как нами уже было сказано, имеет много общего с дрессировкою полицейских собак.
Также точно и дрессировка собак военно-санитарных, целью которой является облегчение службы санитаров по розыску раненых на поле сражения, переноске перевязочных средств и передаче сообщений в санитарные отряды и на перевязочные пункты — очень схожа с дрессировкою полицейских собак по обыскиванию местности и является в сущности лишь дальнейшим развитие этого достаточно уже известного упражнения. Зачем же, однако, все это нужно нашим полицейским собакам? А вот зачем. Каждому опытному полицейскому чиновнику известны те подчас непреодолимые затруднение, которые представляют розыски без вести пропавших, особенно малолетних и стариков, и сколько таких безвестно отсутствующих остаются не разысканными в глуши наших уездов или отыскиваются слишком поздно, как, напр., это было в Новгородской губернии, с одним из москвичей — Н.М. Казариновым, который в своем имении пошел в лес за грибами, завяз в болоте и, несмотря на поиски в течение нескольких дней, был случайно найдем уже без признаков жизни: несчастный увяз по пояс в трясине и умер ужасной голодной смертью! Такие поиски бесследно скрывшихся лиц являются труднейшею задачей не только для уездной, но и для столичной сыскной полиции. Изо дня в день читаем мы о «загадочных» исчезновениях детей и взрослых и значительное число этих загадок остаются неразгаданными, затем предаются забвению, между тем как нередко такое исчезновение связано с тяжким преступлением, или же, наоборот, вопреки всем слухам о таинственном злодеянии — оказывается обыкновенным самоубийством или несчастной случайностью. Досужая молва и особливо — газетные репортеры вдоволь настроят всяких предположений, измышлений и ужасов, полиция потратит бездну труда и не мало денег и наслушается обидных упреков в бездействии отовсюду, рискует быть раскритикованной даже в иностранной прессе, ежели. Не дай Бог, такое исчезновение приключится с иностранцем (как было в Москве в деле о пропаже англичанки Розы Волей), — между тем случайное нахождение трупа, к сожалению несколько месяцев спустя сразу объясняет все и вместо «гнусных насилий» и «таинственных похищений» оказывается обыкновенное самоубийство или несчастный случай. Так и было в деле пропавшей в один весенний вечер 12 летней Розы Волей: она вышла из квартиры родителей в одном из глухих пригородов г. Москвы, пошла к берегу Москвы реки и утопилась, но тело ее было найдено с запискою о самоубийстве в кармане пальто занесенным песком на отмели далеко вниз по течению, спустя лишь три месяца, потому что никакого следа ее к Москве реке никто полиции указать не мог, а, напротив, все, начиная от родителей и кончая виднейшими представителями английской колонии в Москве — только сбивали с толку судебную власть и полицию самыми, как оказывалось, неправдоподобными заявлениями и даже жалобами. Доходившими до того, что местным приставом были произведены обыски в кельях монастырской братии соседнего Данилова монастыря, а газеты печатали всевозможные небылицы о похищении и убийстве Волей цыганами и т. п.
