Интересно, понимает ли она, какие чувства вызывает в нем, нашептывая что-то своей птице? Если и понимает, то наверняка чувствует себя в безопасности, зная, что он ничего не станет предпринимать под взглядами испанцев…
Прикрыв глаза от яркого утреннего солнца, Чарльз стал рассматривать соколиху. Конечно, оценить ее можно будет, только когда она полетит, но он и сейчас уже видел, что это выносливая и отлично натренированная птица. Удивительно, что так воспитать ее смогла женщина.
Именно это больше всего разъярило его, когда он впервые встретил Фрэнсис. Она вторгалась, как он полагал, в чисто мужскую сферу деятельности.
Теперь это чувство стало еще острее. Он ничего не хотел от женщин, кроме того, чтобы время от времени спать с ними. Он хотел, чтобы его оставили в покое. И еще он хотел охотиться.
– Чего вы ждете? – нетерпеливо спросил Чарльз. – Дайте ей расправить крылья.
Фрэнсис в упор взглянула на него, словно давая понять, что знает, чего он хочет, и ей доставляет удовольствие мучить его.
– Большинство мужчин не торопятся давать женщинам расправить крылья.
– Я не такой, как большинство мужчин!
– Я этого не заметила.
Очень довольная тем, что ей удалось уколоть его, она повернулась к нему спиной и высоко подняла руку с соколихой. Птица стремительно взлетела, мощно взмахивая крыльями, и ее полет в ослепительное небо отозвался в сердце Чарльза. Как знакомо ему было все это! Одинокое изголодавшееся существо ищет освобождения в охоте… В течение трех лет такой же голод не давал ему спать ночами. Боль гнала его удовлетворить эту непонятную, неуловимую потребность, и он удовлетворял ее – в женщине или в охоте. И каждый раз при этом в нем закипала кровь.
Чарльз сделал неосторожное движение, и кандалы тотчас же впились ему в ноги. Его охватила бешеная ярость. Захотелось наброситься на испанцев и разорвать их голыми руками, а потом повалить Фрэнсис в траву и наконец подчинить ее себе!
Чарльз приостановился и нахмурился, глядя ей в спину. Что в ней скрыто такое, что заставляет его превратиться в глупого юношу, который слышит только голос собственной похоти?
Нет, определенно эта женщина сводит его с ума!
Прибавив шаг, насколько ему позволяли кандалы, Чарльз догнал ее, полный решимости вновь овладеть инициативой. Он положил Фрэнсис руку на плечо и внимательно вгляделся в ее лицо, когда она обернулась к нему. Фрэнсис вздрогнула и быстро отвела глаза, но было уже поздно: он успел заметить вспыхнувшее в них желание. Чарльз сам не ожидал, что испытает такое облегчение. Так кто же кого сводит с ума?
– А вы ведь собирались взять на себя роль собаки, – напомнил он, поддразнивая Фрэнсис. – Начинайте!
Ничуть не смутившись, Фрэнсис нашла палку и двинулась вперед, раздвигая траву и заросли кустов. Чарльз подумал, что здесь должно быть много кроликов. Ориана парила над ними, словно связанная со своей хозяйкой невидимой нитью, однако Чарльз тоже ощущал связь с этой птицей. За несколько коротких минут прошлой ночью на постоялом дворе он установил контакт с соколихой тем странным, магическим способом, который, как говорил его старый наставник Диксон, дарован ему природой. Теперь благодаря этой связи он ощущал радость птицы, когда она взмахивала крыльями, зорко всматриваясь в заросли. Словно подвешенная в небесах, Ориана ждала, когда ее хозяйка обнаружит кого-то, на кого она может напасть и убить.
Чарльз чувствовал, как у него кровь закипает от возбуждения. Думая только об охоте, он следовал за Фрэнсис, которая вдруг перестала быть земной женщиной, пленницей испанцев. Она стала диким существом, принадлежащим только этому полю и небу!
Как всегда на охоте, кролик выскочил из своего укрытия неожиданно. Фрэнсис резко свистнула, и Ориана ринулась вниз, целясь в свою добычу. Она камнем упала на кролика, разорвала своим острым, как бритва, клювом кожу на его голове и принялась клевать.
– Хорошая девочка, – Фрэнсис, тяжело дыша, присела рядом с птицей.
– Она хорошо обучена, – коротко заметил Чарльз, хотя в этот момент следил вовсе не за птицей.
Он пожирал глазами Фрэнсис, глядя, как вздымается ее грудь, как горит румянец на ее лице. Он представил себе, как они лежат обнявшись в густой траве, и страсть охватила его с такой силой, что это трудно было перенести. Физическая жажда обладать этой женщиной заслонила все остальное. Он хотел схватить ее, как Ориана схватила свою добычу, держать ее в руках, обладать ею…
– Чистая работа, – выдавил из себя Чарльз. – Сколько вы хотите, чтобы она ела?
– Лучше, если бы она остановилась, – сказала после небольшой паузы Фрэнсис. – Эта добыча предназначена не только ей одной.
Не говоря ни слова, Чарльз протянул руку к соколихе. Клюнув в последний раз кролика, Ориана послушно перебралась к нему на руку. Так же, как и тогда, на постоялом дворе, она не стала царапать его своими когтями, а спокойно сложила крылья. С удовлетворением ощущая приятную тяжесть на руке, Чарльз пробормотал что-то птице, потом взглянул на Фрэнсис – и удивился.
На лице ее была написана ярость. Она опять ревновала!
Шагнув вперед, Фрэнсис повелительным жестом протянула руку к Ориане, но Чарльз, широко улыбнувшись, отвел руку с птицей.
– Вы помните, мы договорились, что я буду направлять ее? Вы не можете мне в этом отказать. Без птицы я только наполовину мужчина. И Фрэнсис с ужасом почувствовала, что действительно не может ему отказать – ни в чем. Опустив глаза, она отступила на шаг, но взгляды, которыми они успели обменяться, словно зажгли порох.
Однако ничего произойти не могло – испанцы, тяжело дыша, уже догнали их.
Чарльз подавил свое желание, взял у Фрэнсис перчатку и усадил на нее Ориану.
