— А девушки?
— Моя кузина Миллисент. Дочка дяди Ланселота, он уже умер. Наши хотят, чтобы мы с ней поженились.
— Какой ужас!
— Нет, ничего. Мы оба против.
— Ну, это еще туда-сюда. А другие девушки есть?
— Больше нету. Мать познакомилась в Биаррице с одной американкой. Очень богатая, Майра Скунмейкер. Ну, мать пристала: «Ронни, почему ты не звонишь Майре? Своди ее в казино. Потанцуете». Ужас какой-то. Теперь ее ждут в замке.
— Ой!
— При чем тут «ой»?
— Нет, все-таки… Вообще-то они правы. Тебе надо жениться на девушке твоего круга.
Ронни едва не наскочил на другую машину.
— Осторожней! — вскрикнула Сью.
— А ты не говори черт знает что! Мало мне наших…
— Бедненький! Ну, прости. Но ты пойми их, кто я такая? Дочь певички из мюзик-холла. Знаешь, в розовом трико…
Ронни растерялся. Он никогда не думал об ее семье, и розовое трико его немного испугало. Он представил себе крашенную перекисью тещу, которая говорит девятому графу: «Солнышко».
— Ее звали Долли Хендерсон.
— Не слышал.
— Так это же было давно, двадцать лет назад.
— Я думал, ты из Америки.
— Папа меня увез, когда она умерла.
— А, она… э… ее нет в живых?
— Конечно.
— Какая жалость… — сказал Ронни, заметно приободрившись.
— А папа был в ирландской гвардии. Капитан какой-то.
— Красота! — закричал Ронни. — Мне-то что, хоть бы он студнем торговал, но наши…
— Ну, вряд ли.
— Нет, не говори! Он в Лондоне?
— Он умер.
— Э? О! Да… — проговорил Ронни. — Все равно, им скажем.
— Если хочешь. Но я же сама певичка.
Ронни представил себе мать, тетю Констанс — и разум подсказал ему, что она права.
— А ну их всех! — решил он. — Они думают, если человек служит в шоу, он должен плясать на столе перед пьяными маклерами.
— Как интересно! — вставила Сью. — Попробовать, что ли?
— Возьмем дядю Галли. Он полюбил одну актрису еще в средние века. И что? Отослали багажом в Южную Африку. Чушь какая-то! Надоели! Нет, пойду к дяде Кларенсу и все скажу.
— Я бы не говорила.
— Да?
— Да. Если он про меня услышит, он денег не даст. Атак — все может быть… Какой он?
— Дядя Кларенс? Он хороший, сонный такой. Помешан на цветах. Нет, сейчас у него свинья.
— Какая прелесть!
— Был бы я свиньей, он бы меня озолотил.
— Ты и так свинья.
Ронни вздрогнул. Совесть грызла его под идеально сшитой жилеткой.
— Ну, прости! Я тебя люблю, вот и ревную. Если ты мне изменишь, я… прямо не знаю, что я сделаю. Ты… это…
— Что?
— Поклянись.
— Как?
— Пока я в замке, ты ни с кем не будешь танцевать.
— Даже танцевать?
— Да.
— Хорошо.
— Особенно с Пилбемом.
— А я думала, ты скажешь: с Хьюго.
— Он в замке.
— В вашем замке?
— Да. Служит у дяди Кларенса.
— Значит, тебе будет не скучно. Хьюго, Майра, Миллисент…
— Оставь ты эту Миллисент! Если ты думаешь, что для меня существуют какие-то девушки…
Голос его стал напевным. Сью слушала и радовалась. В конце концов, день и вправду был прекрасен.
— Кстати, — сказал Ронни, — ты себе представляешь, куда мы едем?
— В рай.
— Нет, сейчас.
— Кажется, в кафе.
— В какое? Здесь их вроде нет. Понимаешь, то, се, и я очень далеко заехал. Надо вернуться, скажем — к «Карлтону». Как тебе?
— Можно и туда.
— Или в «Ритц»?
— Куда хочешь.
— А, черт!
— В чем дело?
— Сью! У меня мысль!
— Когда-то начинать надо.
— Поедем ко мне!
— К тебе?
— Да. Там никого нет. Наш дворецкий — хороший дядька. Даст нам чаю, ничего не скажет.
— Это хорошо.
— Так поедем?
— С удовольствием. Ты мне покажешь свои детские фотографии.
Ронни покачал головой. Любому риску есть пределы.
— Нет. Никакая любовь не выдержит моего вида в матроске. В последнем классе, с Хьюго — это можно. Перед матчем.
— Вы выиграли?
— Нет. В критический момент этот идиот промазал.
— Ужас! — сказала Сью. — Может, я бы и влюбилась в Хьюго, но теперь— конец! — Она огляделась. — Совсем не знаю этих кварталов. Такие аристократические… Далеко до Норфолк-стрит?
— Следующий квартал направо.
— Ты уверен, что никого нету?
— Ни единой души.
Он был прав. Леди Констанс, строго говоря, находилась на улице. Она только что вышла. Прождав племянника полчаса, она оставила ему записку и пошла в «Кларидж», выпить чаю.
— О, Господи! — воскликнул Ронни, завидев ее. — Моя тетя!
