прецедентов, созданных рядом президентов при соответствующих обстоятельствах. Сам термин «привилегия исполнительной власти», т. е. соединение двух английских слов «исполнительная власть» и «привилегия» (по-английски два слова, а не три), появился в одном из судебных решений в 1958 г. И действительно, до недавнего времени ни в солидных монографиях, ни в юридических и политических словарях этого термина не было. Тем не менее понятие «привилегия исполнительной власти» сейчас стало общепринятым и тесно связано с понятием «разделение властей». Самое общее определение «привилегии исполнительной власти» сводится к праву президента удерживать информацию, которая, по его мнению, является конфиденциальной, от конгресса и судебной ветви власти. Это право объясняется соображениями государственной без опасности. В него включается также право президента воздерживаться от предоставления двум другим ветвям власти информации, касающейся его частной жизни. «Привилегии исполнительной власти» противостоит также предполагаемое право законодательной и право су дебной власти получать все необходимые им сведения о деятельности исполнительной власти. На стыке этих двух открыто противостоящих друг другу претензий возникают острейшие конфликты, прямо затрагивающие весь механизм системы «сдержек и противовесов». В р ешении Верховного суда по делу «Соединенные Штаты против Никсона» (1974) было сказано: «Привилегия (исполнительной власти) является фундаментальной для деятельности правительства и своими корнями пронизывает всю систему разделения властей, предусмотренну ю конституцией»^. Конфликты по поводу привилегии исполнительной власти затрагивают не только самого президента, 535 законодателей в конгрессе и девять членов Верховного суда, а неизмеримо более широкий круг федеральных должностных лиц. Конституционная обязанность заботит ься о «должном исполнении законов» формально возложена на президента, но фактически этой деятельностью занимаются сотни федеральных бюро и агентств, которые в малой степени контролируются главой государства и членами его кабинета. Существует миф о том, пишет Филипп Курлянд, что законодательные функции осуществляются 100 сенаторами и 435 конгрессменами, должным образом для этого избираемыми.
«В действительности же существует полупостоянная бюрократия на Капитолийском холме, которая осуществляет большинство законодательных функций большинства законодателей». Привилегия исполнительной власти, как уже отмечалось, совершенно не институционализирована, неизвестна конституции, федеральному законодательству и судам. Тем не менее она практически применяется президентами для защиты независимости исполнительной власт и от посягательств законодателей и судей «ради интересов национальной безопасности». Эта привилегия до недавнего времени формулировалась и обосновывалась самими президентами. Сейчас – после «уотергейта» – положение изменилось, но единства взглядов ни отн осительно объема этой привилегии, ни относительно границ и способов ее применения не существует. Наиболее распространенным является мнение, согласно которому в состав привилегии исполнительной власти включаются два права президента. Во-первых, это право на конфиденциальность, в соответствии с которым он может отказать конгрессу, точнее его комитетам, в его требовании предоставить информацию и документацию, касающиеся самого процесса принятия решений исполнительной властью. В этом случае речь идет чаще всего об осуществлении президентом его полномочий верховного главнокомандующего вооруженными силам и и лидера внешней политики, так как именно в этих сферах конфиденциальность теснее всего связана с национальной безопасностью. Обычно имеются в виду приватные консультации и советы, которыми обеспечивает президента его штабной аппарат. Во-вторых, сотруд ников исполнительной власти, и прежде всего аппарат Белого дома, не могут обязать свидетельствовать перед комитетами конгресса о внутренних отношениях в ведомстве главы исполнительной ветви власти. Дело вице-президента Спиро Агню и уотергейтский скандал выдвинули на авансцену еще одну проблему – предоставлять суду такую информацию, считающуюся конфиденциальной с точки зрения Белого дома, которая, по мнению суда, является доказательством по рассматриваемому им делу. Обосновывая отказ президента предоставить расследователь-скому подкомитету сената магнитофонные записи, касающиеся «уотергейтского дела», представитель Белого дома заявил: «Президент будет осуществлять свою привилегию исполнительной власти, чтобы сохранить приватность консультаций президента с его советниками и сохранить независимость исполнительной ветви правительства от вторжения законодательной ветви»^. В своем письме от 6 июля 1973 г. президент подтвердил, что его отказ предоставить названную информацию основан на его конституционной обязанности сохранить в неприкосновенности полномочия и прерогативы исполнительной ветви власти. «Ни один президент, – п исал он, – не смог бы осуществлять свои функции, если бы приватные деловые бумаги, подготовленные его личным аппаратом, были предоставлены публичной критике. Формулирование здоровой государственной политики требует, чтобы президент и его личный штаб были способны общаться между собой в обстановке полного доверия и чтобы их предварительные суждения и откровенные комментарии относительно внутри– и внешнеполитических проблем и соответствующих лиц оставались конфиденциальными». Однако атака законодательной и судебной властей на привилегию исполнительной власти оказалась не только сильной, но и пользовалась поддержкой общественного мнения. Конгресс сформулировал положение о том, что он вправе получать от президента любую информацию, которую он считает необх одимой для эффективного осуществления законодательной деятельности. Конгресс не ставил под сомнение само существование привилегии исполнительной власти (в отличие от профессора Рауля Бергера он не считал ее мифом), но заявил, что обладает правом допуска ко всем документам, находящимся у ведомств исполнительной вл асти, если они имеют отношение к производимым расследованиям. Конгресс признал право Белого дома на конфиденциальность только в вопросах национальной безопасности, но не более. При этом было оговорено, что само понятие «национальная безопасность» должно быть истолковано в собственном смысле слова и ни при каких обстоятельствах не подлежит расширительной интерпретации. Позицию конгресса весьма определенно выразил сенатор Сэм Эрвин: «Я не думаю, что привилегия исполнительной власти может вообще прикрывать какую-либо политическую деятельность… Я также придерживаюсь позиции, что привилегия исполнительной власти не уполномочивает президента сохранять в секрете информацию, касающуюся преступного поведения его помощников или кого-либо еще»^. Аналогичные претензии были предъявлены президенту и федеральными судами. Их позиция сводилась к тому, что привилегия исполнительной власти не может помешать им получить любую информацию, которая может иметь отношение к делам, находящимся в их производств е. Как известно, в конечном счете президент вынужден был уступить и предоставить конгрессу и судам требуемую ими информацию, включая документы и магнитофонные пленки. 24 мая 1974 г. специальный прокурор по расследованию «уотергейтского дела» Леон Джаворски обратился непосредственно к Верховному суду с просьбой окончательно решить вопрос о том, имеет ли президент право удерживать от суда доказательства преступлений, со вершенных его помощниками^. Верховный суд принял дело к своему производству и, единогласно постановив, что президент такого права не имеет, обязал Р. Никсона передать суду дополнительно 64 магнитофонных пленки, опубликование которых привело к первой в ис тории США досрочной отставке главы исполнительной ветви власти. В своем знаменитом июльском решении 1974 г. Верховный суд постановил: «Мы пришли к заключению, что когда основание для подтверждения привилегии (исполнительной власти) в отношении затребован ных судом материалов, необходимых для рассмотрения уголовного дела, опирается только на общую заинтересованность в конфиденциальности, оно не может превалировать над фундаментальным требованием должной правовой процедуры в честном отправлении уголовного правосудия. Общее подтверждение привилегии должно отступить перед явной и конкретной потребностью в доказательстве при рассмотрении уголовного дела». В соответствии с этим постановлением Верховного суда федеральный судья Джон Сирика, рассматривавший угол овное дело уотергейтских «водопроводчиков», бьи уполномочен решить, какие материалы подпадают под действие привилегии исполнительной власти, а какие должны быть переданы специальному прокурору. Таким образом, привилегия исполнительной власти утратила тот абсолюпный характер, какой ей старались придать президенты^. Во время «уотергейтского кризиса» дискуссия вокруг привилегии исполнительной власти вышла за первоначально поставленные рамки. Вопрос был сформулирован значительно шире: обязан ли президент информировать обо всех своих решениях нацию и конгресс? Обязан л и он по требованию законодательной и судебной властей предоставлять необходимую им информацию обо всех аспектах деятельности исполнительной ветви власти, включая процедуру принятия решений? Либерально мыслящие ученые и публицисты ответили на этот вопрос положительно. Профессор Р. Бергер приходит к следующему выводу: «Тот, кто контролирует поток информации, управляет нашими судьбами. Одна война во Вьетнаме дала тому бесчисленные доказательства. Учредители конституции вовсе не считали, что народ и конгрес с должны получать лишь
