Поло. Эдуард излечился от многочисленных колотых ран и поспешил вернуться в Англию, однако подобные инциденты окружали легендами тайное братство террористов, умевших нанести удар в самый неожиданный момент. Марко и его соавтор сознавали, что повторение историй об ассасинах лишний раз ужаснет читателей, и выжали из зловещей таинственности этой секты все возможное.
Опираясь на рассказы отца и дяди, Марко объясняет, что пресловутые убийцы — последователи овеянного легендами, однако вполне реального человека, известного как Старец, который отдавал свои приказания из крепости под названием Аламут — Орлиное гнездо. Слово «ассасины», — говорит Марко, — возникло из арабского выражения, означающего «поедающий гашиш» — этим ритуалом они вдохновлялись на свои «подвиги». Он повествует, как Старец одурманивал своих последователей и делал их покорными своей воле. «Когда Старец желал убить начальника идущего против него войска или своего врага, он приказывал поместить нескольких юношей в рай — четыре, десять или двадцать. У него был опиум… который он давал им три вечера подряд… и они спали три дня и три ночи. Затем он велел перенести их в сад и разбудить». В этот миг их взглядам представлялись соблазнительные чудеса: «пение и музыка, и ласки, и любые забавы, каких те могли пожелать, им подавали пищу и самые тонкие вина, опьяняя их множеством удовольствий, и видя ручейки, текущие молоком и вином», они верили, что «воистину в раю». Описывая эту картину, Марко, возможно, преувеличивал роль, которую играл гашиш в секте ассасинов. Применение этого наркотика в тех местах было широко распространено, и не только среди ассасинов, однако его действие могло скорее ослабить, чем воодушевить прибегающих к нему.
Фанатичные ассасины несли смерть в окрестные земли. Марко сообщает: «Многие цари и властители платили Старцу дань и заискивали перед ним из страха, что он может принести им смерть. Так случилось потому, что в то время народы не были связаны союзом, но разобщены различием интересов и целей». Так обстояли дела до 1256 года, когда один из братьев Хубилай-хана, Хулагу, уничтожил бандитов из Орлиного Гкезда. Марко описывает трехлетнюю осаду, при которой ассасины погибли от голода. И с уверенностью сообщает: «В настоящий момент нет никакого Старца, и никого нет на горе, и ассасины, сотворившие столько зла, теперь в прошлом». Он был не совсем прав, поскольку последние ассасины скрывались в горах и во времена Марко, и хотя они уже не могли представлять серьезной угрозы, прежняя репутация еще сохранялась за ними.
Своим искусным описанием Марко увековечил образ ассасина в сознании европейца, однако он сам признает, что его рассказ основан на свидетельствах из вторых рук, а не на личном опыте. На самом деле секта, основанная Хассаном ибн аль-Саббахом, представляла собой более сложное явление. Ее фанатичные члены стали известны как низари (по имени их халифа Низара ибн аль-Саббаха) или исмаилиты. Они заняли горную крепость Аламут, находившуюся к югу от Каспийского моря. По мере роста секты ее форпосты продвигались в Персию и Сирию, а члены секты были жестко разделены на классы: мученики и ассасины принадлежали к высшей категории. Молодой венецианец не знал, что такой же ужас и ненависть исмаилиты внушали и мусульманам, которые считали их опасными еретиками.
На душе у Марко было по-прежнему неспокойно, хотя караван постепенно спускался от грозного замка «через прекрасные долины и по красивым склонам» на зеленую равнину «где много сочной травы и хороших пастбищ для скота, и довольно плодов и прочего, чтобы насытиться вволю».
Далее отряд Поло с опаской двинулся на восток через земли современного Афганистана, оси Средней Азии. Семьсот лет спустя легендарная английская путешественница Нэнси Хатч-Дюпри опишет путь к Балху: «Здесь узловатые ветви, почерневшие от влаги, образуют абстрактный узор на блистающих зимних снегах. Резкость картины смягчается, когда весна расстилает покров нежной зелени; цветут тюльпаны, и дети мастерят для прохожих изящные легкие трости. Позже расцветают вишни, абрикосы, груши и миндаль, красующиеся на фоне сияющего синего неба или тяжелых черных дождевых облаков. Летом долина пышна и полна жизни, пока холодные осенние ночи не наполнят ее всеми оттенками желтого, золотого и красного, а затем снова приходит зима». Таков был сказочный пейзаж, встретивший путешественников. Шесть дней они ехали этими идиллическими долинами, среди которых стояли мирные селения и маленькие мусульманские городки. Отсюда начиналась дорога в Китай.
Место их следующего привала, Балх, был самым знаменитым и неспокойным из крупных городов Афганистана. Это, говорит Марко, «город благородный и великий… самый большой и красивый в этих местах». Вернее, таким он был прежде.
Ко времени, когда караван Поло добрался до Балха, горе и ужас истории просочились из земли и пропитали камни: здесь произошло столкновение культур, и призраки истории населяли теперь Балх, чьи руины хранили образ былого величия. В древние времена своего расцвета Балх (или Бактрия, как его тогда называли) был родиной пророка Заратустры (или Зороастра), рожденного, как считалось, в 628 году до нашей эры и принесшего в Персию новую веру. Зороастризм включал поклонение огню, веру в оккультные силы, многобожие и, в позднейшей форме, вечный огонь, горевший в Храме Огня. Мистическое учение Заратустры получило широкое распространение. По преданию, пророк был убит кочевниками в возрасте семидесяти семи лет, когда молился перед алтарем огня в Балхе. Много позже нашествие арабов принесло сюда ислам и сделало Балх «матерью городов». Таким он и оставался до нашествия монголов, которые, по словам Марко, «разграбили и разгромили его». Марко имел в виду события 1220 года, когда Чингисхан прогнал через Балх сто тысяч коней, сравняв его с землей.
Его методы были исключительно жестоки. Персидский историк XIII века Ала-ад-Дин Ата-Малик Джувайни писал, что Чингисхан приказал «выгнать жителей Балха, больших и малых, мужчин и женщин, на равнину, чтобы по обыкновению разделить их на сотни и тысячи, после чего предать мечу». Вернувшись в Балх, он приказал, чтобы «спрятавшиеся по углам и щелям… были убиты. И где стояла стена, монголы разрушали ее… стирая все следы цивилизации в тех землях».
Монголы считали, что подобная жестокость неизбежна при строительстве империи. Для их жертв «монгольская агрессия» была бесконечной цепью злодеяний. «Плодородные земли превращались в пустыню, — продолжает Джувайни, — и с тех пор эта местность пришла в запустение, большая часть населения погибла, их кожа и кости стали прахом, от прежнего могущества не осталось и следа». Опустошенная крепость в мусульманском городе Бамьян получила название Шарр-и-Голгола — «Город Шума». Ее же называли Безмолвным Городом, или Городом Воплей, или даже Проклятым Городом в память об устроенной там монголами бойне, не пощадившей ни мужчин, ни женщин, ни детей, ни даже животных. Балх, оставаясь воротами на Шелковом пути, ведущем к богатствам Китая, так и не оправился от удара.
В Балхе Марко ощутил бесконечное страдание, приносимое войной. Он учился сочувствию, он будто слышал вопли жертв, когда пришельцы-монголы уничтожали процветавший некогда город, он с ужасом и отвращением видел цивилизацию, повергнутую в прах жестокими захватчиками. Он предпочитал вспоминать свои мальчишеские мечты о предыдущем завоевателе этих мест, Александре Македонском, и дивиться, что он идет по стопам армии Александра. Говорили, и Марко этому верил, что голубоглазые обитатели тех мест — потомки солдат Александра (хотя его воины не обязательно были голубоглазыми) и что местные породы овец и лошадей ведут род от скота, пригнанного армией. Конь Александра, Буцефал, считался предком тех коней, которые и теперь бродили по холмам.
Марко вдохновлялся героическим примером Александра: если молодой полководец сумел пройти этот путь, сможет и он. Конечно, Поло были купцами и торговцами, а не завоевателями, но на пути к великой прибыли им приходилось одолевать те же препятствия. Двигаясь в кильватерной струе великих войн, Поло могли считать себя коммерческой армией, ищущей великих природных богатств.
Глава 4
ОПИУМ
Садами и ручьями он украшен.
В нем фимиам цветы струят сквозь сон…
