сторожили каждую дверь в пиршественный зал. Их грозный вид напоминал входящим, что «никому не дозволено касаться дверного порога, но следует его переступать. Если же случайно кто-то коснется его — (случайно!) — стражи снимают с него всю одежду, и тот должен выкупить ее, а если они не забирают его одежду, то наносят ему удары, сколько им велено». Иноземцев по крайней мере предупреждали об этом правиле бароны, объяснявшие, что прикосновение к порогу считается дурным предзнаменованием. Впрочем, монголы при всем своем суеверии были реалистами: если кто-то напивался на пиру до того, что не мог покинуть зал, не споткнувшись о порог, его прощали.
«А когда все кончится, люди расходятся, и каждый возвращается в свое жилье или в свой дом как пожелает».
Хубилай-хан, объясняет Марко, родился «в двадцать восьмой день луны месяца сентября» по монгольскому календарю. (Это 23 сентября 1215 года по современному календарю.) В то время его дед, Чингисхан, осаждал город Камбулак. Позднее день рождения Хубилая стал величайшим из праздников лунного года. Готовясь к этому событию, хан одевался «в самые благородные одежды из чеканного золота». В его честь не менее двенадцати тысяч баронов наряжались в шелка и золото, хотя их одежды были не столь драгоценны, как у великого хана. Купец Марко не удержался от оценки праздничных нарядов. «Некоторые из этих одеяний, — подсчитывает он, — стоят десяти тысяч золотых безантов» — особенно те, что расшиты жемчугом и драгоценными камнями.
Эти роскошные наряды надевались тринадцать раз в году, «для торжественных празднеств, которые татары соблюдают с великими церемониями соответственно тринадцати лунам года». По оценке Марко Поло, на них в общей сложности блистало 156 000 драгоценных камней. «И когда владыка надевает какой- то наряд, бароны и рыцари также одеваются в одежды тех же цветов, но одежды владыки более ценные и богаче украшены».
При постоянном использовании драгоценных одеяний хватало самое большее на десять лет. Затем наряды отправляли в отставку.
Осыпаемый подобными описаниями западный читатель предполагал, что «Иль Милионе» приукрашивает действительность, чтобы польстить великому хану, или просто предается фантазиям ради собственного удовольствия. Однако хроники династии Юань подтверждают точность свидетельских показаний Марко, вплоть до оценки жемчужин, украшавших царские одежды.
«Головные уборы и костюмы сделаны из тонкого черного шелка, — начинает официальное описание изысканного гардероба Хубилай-хана летописец. — Верхняя часть головного убора или церемониальной шапки плоская и покрыта той же материей, с которой свисают ленты. Верхняя одежда лазурная, оторочена тканью цвета кожи. Ее опоясывают четыре ленты с драконами и облаками. Края шапки или головного убора обшиты лентой из лучшего жемчуга. Спереди и сзади двенадцать подвесок, также сделанных из двенадцати нитей жемчуга. Справа и слева два узла из сырого желтого шелка, с которых свисают кисти с серьгами из нефрита и драгоценных камней: полосы желтого шелка, украшенные жемчугом, идут по кругу до верха головного убора. Драконы и облака из жемчуга, вышитые шелковой нитью, покрывают его. Там и здесь можно видеть изображения ласточек и маленьких ив, а нити жемчуга, сбегающие сверху, представляют картину реки. Пояс справа и слева свисает до пола. Цветы из нашитых жемчужин скрываются в складках узлов, так же как жемчужные ласточки и ивы. С двух шелковых шнуров свисают — или на них укреплены — все булавки, поддерживающие кисти головного убора или короны; желтые полосы сырого шелка составляют изображения ласточек и ив, испещренных жемчужинами… Нижняя одежда сделана из красного или багряного шелка. Она скроена как юбка, украшена разнообразными вышивками, числом шестнадцать, расположенными рядами. В каждом ряду два вида плавучих водяных растений, один рисовый стебель, две вышитые секиры и два китайских иероглифа. Обычная одежда или наряд из чистого белого шелка, отороченного желтыми кожаными шнурами, нашитыми шелковой нитью. Одежда, покрывающая колени (верх сапог), из красного шелка, и вокруг бедер упругий красный шелк. Форма ее напоминает короткую юбку, наверху вышит дракон с двумя телами.
Поножи сделаны из красного шелка. Туфли сделаны из шелка с различными украшениями, расшитыми золотом; они имеют две пары клапанов и оторочены шитьем и орнаментом из жемчуга. Чулки сделаны из тонкого красного шелка».
Таков был Хубилай-хан, которого увидел Марко. Неудивительно, что великолепное зрелище ослепило впечатлительного молодого венецианца.
В день рождения Хубилай-хана, — отмечает Марко, «все короли, и князья, и бароны, подчиненные его юрисдикции» давали пиры и приносили дары в его честь. Некоторые дарители просили у хана великих милостей, таких, как владение княжеством. Хубилай, со свойственной ему прозорливостью, назначал комитет, который раздавал владения достойным просителям. Марко снова подчеркивает, что Хубилай-хан пренебрегал религиозными и культурными границами, особенно в тот день, «когда все люди, какой бы веры они ни были, все идолопоклонники и все христиане или иудеи, и все сарацины, и все татарские народы — (здесь Марко, кажется, перефразирует монгольскую формулировку), — подчиненные правлению великого хана, должны приносить великие прошения, и великие сборища, и великие моления, каждый своему идолу и своему богу с великими песнопениями, великими огнями и великими благовониями, чтобы он был доволен и спас и защитил их».
При всей подробности отчета Марко он лишь намекает на истинную сложность ритуалов в честь дня рождения хана. Как ни глубоко погрузился Марко в образ жизни монголов, он неизбежно упускал многие тонкости, или они ускользнули у него из памяти к тому времени, когда пришла пора рассказывать о них Рустичелло. Раздел монгольских хроник, известный как «Главный церемониал приема при монгольском дворе», дает полное описание этого неподражаемого празднества:
«Когда наступает день приема, — гласит официальная хроника, — церемониймейстеры представляют приглашенных, начиная с рассвета, и проводят их на назначенные места. «Начальники стражи», все одетые в особые костюмы, входят в великую «Палату Отдыха». Сначала они берут в руки свои таблички из слоновой кости (которые каждый приносит ко двору) и совершают предписанные коленопреклонения. Затем входят «Наблюдающие вовне» и «распорядители» и оглашают программу, где указываются формальности, которые должны соблюдаться при церемонии. Они кланяются, простираются ниц и поднимаются. Император выходит из внутренних покоев и восходит на императорскую колесницу. Тогда слышны клики и удары бичей стражи. Три церемониймейстера заставляют зрителей раздаться влево и вправо и за руку отводят их на места. Затем «Начальники стражи» открывают шествие, и перед ними идут глашатаи с секирами в руках, и они выходят в «Палату Великого Света». «Носители алебард» размещаются перед входом и остаются стоять там, лицом к северу, указывая толпе простереться ниц; затем они расходятся по открытым помещениям на восток и на запад. Сделав это, они приказывают толпе, собравшейся за стенами, ждать».
Согласно официальному отчету, Хубилай-хан и его жена, называемые, по китайскому обычаю, императором и императрицей, восходят к своим сиденьям. В это время слышны «крики ликования и удары бичей».
Затем часами продолжались отрепетированные, как балет, молитвы и поклоны под управлением назначенных чиновников. Никакое европейское торжество времен Марко Поло не могло сравниться с этим по масштабу и сложности, и Марко, естественно, проникся восхищением. Ритуал был в значительной мере основан на китайских образцах, да Хубилай, в сущности, и был китайским императором. Монгольские патриоты обвиняли его в приверженности Китаю, в отступлении от древних монгольских обычаев, особенно от кочевой жизни, ради утонченных и совершенно немонгольских привычек. Они заблуждались. Хубилай, хотя и освоил внешние формы китайских церемоний при помощи китайских советников, в сердце своем и на поле битвы оставался монголом.
Марко заметил, что монгольская иерархия основана более на военных успехах, нежели на изысканных придворных манерах. Хубилай-хан, сообщает он, выбирал «двенадцать великих и мудрых людей и баронов для решения вопросов, какие могут возникнуть касательно войск, то есть для их перемещения и смены офицеров, и посылки их туда, где они нужны», а также «для выделения отважных и мужественных бойцов среди низких и робких, и возведения их в более высокий ранг, а с другой стороны, смещения тех, кто бесполезен и труслив». Соответственно, если тысячник плохо проявил себя в деле, он понижался до сотника, а если проявлял большую доблесть, мог быть повышен до командующего десятью
