переворот. В тот момент, когда она в сопровождении только трех человек – Лестока, Воронцова и учителя музыки Шварца – садилась в сани, чтобы ехать в казармы преображенцев, никто не мог дать гарантий, что успех заговорщикам обеспечен, что сопротивления не будет, что ее, наконец, не ждет наказание за государственное преступление. Ночь переворота всегда черна и страшна, как бездна, в которую нужно шагнуть не раздумывая. И чтобы преодолеть этот страх, требуется мужество даже сильным мужчинам. Цесаревна – слабая женщина – такое мужество проявила, и даже дважды. Вначале она подняла солдат на мятеж, а потом возглавила штурмовую группу. Иначе она поступить не могла, ведь среди мятежников не было ни одного офицера, чтобы командовать солдатами. Так что пришлось ей, действительно забыв «деликатность своего пола», в первый и последний раз в жизни выступить в роли военачальника…
А потом был ярко освещенный дворец, шампанское, толпа льстивых царедворцев, павшая к ее ногам. К утру манифест о восшествии на престол и присяга подданных были готовы, войска и жители присягнули, и под крики «Виват!» и пушечную пальбу императрица вступила в Зимний дворец. Из окна ее нового жилища была видна Петропавловская крепость, шпиль собора, под полом которого вечным сном спали ее родители. Может быть, в суете новоселья Елизавета на минуту остановилась у окна и вспомнила прошлое – между ее новым дворцом и крепостью пролегало не только белое ледяное поле застывшей Невы, но и тридцать лет жизни цесаревны, ставшей императрицей.
«Четвертная лапушка»
Елизавета родилась, несомненно, под счастливой звездой. Событие это произошло 18 декабря 1709 года, когда русская армия завершала победную кампанию 1709 года торжественным вступлением в Москву. Сохранившиеся гравюры показывают, сколь красочным и величественным было это зрелище: несли трофейные знамена, вели знатных пленных, генералов, приближенных Карла XII, тысячи солдат и офицеров. Петр, распоряжавшийся всей церемонией, перед самым ее началом получил известие о благополучном разрешении Екатерины дочерью. Он дал приказ отложить на три дня вступление победителей в старую столицу и начал пир в честь рождения девочки, названной редким тогда именем Елизавет.
Детство и юность Елизаветы прошли в Москве и Петербурге. Девочку воспитывали вместе со старшей сестрой Анной, родившейся в 1708 году. Отец девочек был почти все время в разъездах, мать часто его сопровождала. Дочерей царя опекали либо младшая сестра Петра, царевна Наталья, либо семья Меншикова.
Теперь, проходя по анфиладе нарядных и уютных залов Меншиковского дворца-музея, невольно думаешь о том, что тогда, во времена детства Елизаветы, здесь не было так тихо и чинно. Царские дочери в веселой компании с Сашей и Машей – дочерьми светлейшего князя, а также с его сыном Александром, должно быть, устраивали изрядные шум и беготню. А потом их уводила обедать или спать заботливая горбунья Варвара Арсеньева – сестра хозяйки дома княгини Дарьи Меншиковой. В своих письмах к Петру и Екатерине Меншиков писал: «Дорогие детки ваши, слава Богу, здоровы».
Одно из первых упоминаний о Елизавете встречается в письме Петра I от 1 мая 1710 года, когда он передал привет пятимесячной дочери. Вообще, в письмах к дочерям и о дочерях суровый, озабоченный сотнями важных дел Петр преображается – он ласков, весел и заботлив: Аннушка и Лизанька, играя и кувыркаясь, проникли в его железное сердце и уютно там расположились. Он постоянно шлет приветы детям, особенно младшей, посылает им гостинцы.
Первый официальный выход Елизаветы состоялся 9 января 1712 года. Этот день был весьма важен для судьбы будущей императрицы: ведь она и ее сестра были бастардами, или, как тогда говорили по-русски, выблядками. Петр узаконил свои отношения с Екатериной церковным браком, и девочки, обойдя вслед за родителями вокруг аналоя, стали законными – «привенчанными» – детьми царской четы. После церемонии венчания Анна и Елизавета некоторое время восседали за пиршественным столом во дворце в качестве «ближних девиц» матери-невесты, пока их, усталых и сонных, не унесли в постель.
11 июня 1717 года Екатерина писала мужу, что Елизавета заболела оспой, но болезнь оказалась легкой и вскоре дочь «от оной болезни уже освободилась без повреждения личика своего». Можно с уверенностью сказать, что если бы после болезни Елизавета стала рябой, то вся история ее жизни, да и, наверное, России, была бы тоже другой – ведь божественная красота цесаревны, а потом и императрицы, сильнейшим образом повлияла на ее характер, привычки, поступки и даже политику.
Царских дочерей начали обучать грамоте довольно рано. Уже в 1712 году Петр писал Елизавете и Анне записки, впрочем, без особой надежды на ответ. А вот в 1717 году переписка уже шла вовсю. Екатерина, которая была с Петром за границей, просила Анну «для Бога потщиться: писать хорошенько, чтоб похвалить за оное можно и вам послать в презент прилежания вашего гостинцы, на что б смотря, и маленькая сестричка также тщилась заслужить гостинцы». И вскоре, действительно, младшая заслужила гостинец! В начале 1718 года Елизавета получила от отца письмо: «Лизетка, друг мой, здравствуй! Благодарю вас за ваши письма, дай Боже вас в радости видеть. Большова мужика, своего братца (царевичу Петру Петровичу было чуть больше двух лет. –
Совершеннолетней, то есть пригодной к браку, Елизавету признали 9 сентября 1721 года, когда ей не исполнилось еще и двенадцати. На торжественной церемонии Петр срезал с платья дочери маленькие белые крылышки, и начался новый этап ее жизни – она стала невестой на выданье. К этому царевен готовили чуть ли не с пеленок. С 1716–1717 годов кроме привычных мамок и нянек в окружении царевен появляется француз – учитель танцев. Графиня М. Маньяни и учитель Глюк преподают девочкам итальянский, немецкий и французский, последний взрослая Елизавета знала в совершенстве. В итоге дочери Петра умели читать, писать, бегло говорить на нескольких языках, разбираться в музыке, танцевать, одеться к лицу, знали этикет. А что еще нужно, чтобы, имея такую ослепительную красоту, стать французской королевой?
Именно такую судьбу готовил средней дочери (к этому времени родилась еще Наталия) Петр. В 1721 году он писал русскому посланнику во Франции князю В. Л. Долгорукому, что, будучи в Париже в 1719 году, он говорил матери короля Людовика XV «о сватанье за короля из наших дочерей, а особливо за середнею, понеже равно летна ему (Луи родился в 1710 году. –
Наслаждение жизнью
Умирая в мае 1727 года, мать Елизаветы – императрица Екатерина I – завещала дочери выйти замуж за Карла Августа, младшего брата ее зятя – герцога Голштинского, мужа Анны Петровны. Карл Август – симпатичный, приветливый юноша – к тому времени уже приехал в Россию и ходил в женихах Елизаветы. Но, к несчастью, летом 1727 года он неожиданно заболел и умер. Впоследствии, в 1744 году императрица Елизавета расплакалась, увидев мать будущей Екатерины II, Иоганну-Елизавету, – так удивительно похожа была она, младшая сестра Карла Августа, на покойного жениха цесаревны.
Впрочем, тогда цесаревна-невеста печалилась недолго, она стала первой звездой двора юного императора Петра II, осенью 1727 года освободившегося от власти Меншикова и вкусившего наконец-то свободу самодержца. Но мальчик-император, сын погибшего в застенке Петропавловской крепости царевича Алексея, не мог самостоятельно управлять страной. Он оказался под сильным влиянием своего фаворита – девятнадцатилетнего князя Ивана Долгорукого – и всей большой семьи князей Долгоруких, которые стремились укрепиться у власти. С этой целью они потакали всем прихотям императора, всячески ублажали и развлекали его. Главной целью и смыслом жизни Петра II стала охота. После переезда двора в Москву в начале 1728 года Петр и князь Иван Долгорукий неделями пропадали в богатых дичью подмосковных лесах. Кроме того, князь Иван, прослывший в обществе человеком разгульного нрава, большим любителем дамского пола, втянул своего царственного приятеля в развлечения «золотой молодежи». В характере императора рано проявились малоприятные черты, которые обещали России правителя самовлюбленного, черствого и далекого от учения и труда. «Он очень высокий и крупный для своего возраста… – писала леди Рондо, – у него белая кожа, но он очень загорел на охоте, черты его лица хороши, но взгляд тяжел и, хотя
