– Слушай, а почему у Дольки так мало игрушек? Я был сегодня у нее в комнате…
Его избранница недовольно повела плечами под черным полупрозрачным пеньюаром:
– Разве напасешься? Вечно все портится, ломается…
Ответ его не удовлетворил, но он задал другой вопрос:
– И еще… Может, ей надо купить что-то из одежды? Давай я дам тебе денег…
Одевали девочку действительно неважно, он давно это заметил. Виталий видел у нее только одну- единственную более или менее приличную вещь – желтенький костюмчик «на выход». В нем Долька встречала гостей, в нем же ходила записываться в школу. Все остальное время на ней были какие-то линялые байковые платья, вроде тех, что девочки носили еще во времена совкового малаховского детства, «простые» колготки, заштопанные на пятках, жуткого цвета рейтузы, выцветшее пальтишко, явно с чужого плеча…
– Давай, – согласилась Лана. И на другой же день вернулась домой с охапкой фирменных пакетов. Однако в них оказались только косметика и одежда для нее самой.
– Что же ты Дольке-то ничего не купила? – удивился Виталий.
– Ну вот еще, деньги тратить! – отмахнулась его тогда еще будущая супруга. – Детям нет смысла покупать хорошие вещи, они все равно их сносить не успеют, очень быстро растут. И потом, я никогда не могу угадать ее размера. Куплю – а ей то мало, то велико…
«Ясно…» – сказал себе Малахов. И решил пойти другим путем. Однажды он распределил свои дела так, чтобы получилось несколько свободных часов, и за завтраком, когда Лана уже ушла на работу, сказал новообретенной теще:
– Нина Михайловна, у меня сегодня есть немного времени – давайте вместе съездим в «Детский мир» и купим Дольке одежку на весну.
Девочка перестала мусолить свою кашу (ела она обычно очень плохо) и застыла с ложкой в руках.
– Ой, Виталик… – растерялась бабушка, впервые назвав его на «ты» и сокращенным именем. – Да как же… Что же ты не предупредил? У меня ни супа нет, ни ужина…
– Может, придумаете что-нибудь?
– Нет, дорогой, ну никак… В магазин надо за молоком и кефиром, и в овощной, и на рынок я планировала зайти… Что же делать-то? Может, давай завтра, а?
– Завтра я не могу, у меня встреча с поставщиком.
– Ну, значит, в другой раз.
Малахов перевел взгляд на Дольку – и впервые увидел, как она плачет. Огромные глаза-виноградины медленно набухали слезами. Сердце больно сжалось.
– Тогда, Нина Михайловна, может, мы с Долькой вдвоем съездим, а? – предложил он. – А вы нам список напишите, что нужно. Ну, куртку там, джинсы…
Он немного побаивался, что не сможет правильно выбрать вещи. Вдруг купит что-нибудь не то? Но толковые продавщицы легко помогли справиться с этой задачей. Они изучали список, понимающе кивали и тут же предлагали целый ворох одежды и обуви. Долька, онемевшая, с изумленно-счастливым лицом, безропотно позволяла поворачивать себя так и эдак, прикладывать к плечам свитера – «видите, рукава как раз!», вести в примерочную, переодевать и демонстрировать Виталию: «А ну-ка, давай покажем папе, какая ты красивая в этом комбинезончике! Вам нравится, как сидит? А то я могу принести на размер побольше!» Малахов только кивал и расплачивался. Ему все очень нравилось. В красивой модной одежде девочка не только выглядела, но и держалась совершенно по-другому. Настоящая маленькая женщина.
Покупок было так много, что им дважды пришлось спускаться к машине, чтобы уложить в багажник пакеты, коробки и свертки. Когда все пункты в списке оказались вычеркнуты, они оба уже просто валились с ног от усталости. Но Виталий все-таки повел девочку на первый этаж, где располагался отдел игрушек.
– А куда мы идем сейчас? – поинтересовалась она.
– Покупать тебе куклу. Ты же хотела этого… Мужа для Барби.
– Мы идем покупать Кена! – она взвизгнула от восторга и запрыгала по лестнице.
«И что за глупости! Какая она ненормальная… – подумал он, – Самый что ни на есть обычный ребенок, что бы там ни говорили…»
Долька долго выбирала своего Кена и остановилась на том, что был в джинсах и кожаной куртке. Примерно так же был в тот день одет Малахов. А через несколько дней, увидев куклу у нее в руках, Виталий просто обалдел. Девочка раскрасила голову фломастерами, добавила в темные волосы немного рыжины, нарисовала ямочку на подбородке, чуть приподняла одну бровь – и кукла получилась на удивление похожей на него.
– Ух ты! Это я, да? Вот здорово! – восхитился он.
Долька кивнула, прижала куклу к себе и улыбнулась. Этот самый Кен-Виталий сделался ее любимой игрушкой, девочка почти никогда с ним не расставалась. А похожая на Лану платиновая блондинка Джессика так и сидела на верхней полке.
Очень быстро Малахов понял, что Светлана свою дочь не любит. Но первое время еще как-то пытался оправдать это. Ведь в жизни бывает всякое, она состоит не только из приятных вещей. Есть люди, у которых нет музыкального слуха или напрочь отсутствует умение решать математические задачи. Но они ведь не виноваты в этом, правда? А у Ланы случай еще более трудный – она от природы лишена чувства к своему ребенку. Но разве можно упрекать ее за это? Это ведь не ее вина, а скорее, ее беда.
Материнская любовь считается самой чистой и естественной любовью на земле. Люди убеждены, что материнский инстинкт рождается чуть ли не раньше женщины, живет вместе с ней все детство и юность и расцветает после появления ребенка. Можно быть эгоистичной, распущенной и даже жестокой, но не обожать свою кровиночку немыслимо! Даже самая что ни на есть плохая женщина обязана любить свое дитя. И никому не ведомо, сколько молодых матерей мучаются совестью и считают себя чуть ли не чудовищами из-за того, что не испытывают горячей привязанности к собственному ребенку. Или от того, что любят одного своего отпрыска значительно сильнее, чем другого. Сколько таких несчастных женщин вынуждены скрывать свои истинные чувства и изо дня в день постоянно лгать – не только окружающим, но и себе!
Однако очень скоро Малахов вынужден был признать, что дело не в отсутствии элементарной привязанности. Лана не просто не питала к дочке нежных чувств, она испытывала к ней острую неприязнь.
Несколько раз он пытался поговорить с супругой на эту тему и каждый раз слышал в ответ длинные тирады о бессонных ночах, постоянных болезнях и бесконечных вопросах «а почему?».
– Но ведь это нормально, – удивлялся он. – Все дети растут, болеют и задают вопросы. Почему тебя это так раздражает?
– Тебе легко говорить! Я ведь поднимала ее совсем одна… Думаешь, легко мне было и семью кормить, и ребенка растить? – возмущалась в ответ Лана. О том, что Долькой почти все время занималась бабушка, она как-то забывала.
– И потом, у нее ну совершенно несносный характер! – каждый раз добавляла супруга. – Она какая-то…
Долька и правда была словно из другого мира. Она напоминала нежное деревце, которое так и не смогло прижиться на чужеродной почве. Глядя на нее, Виталий иногда думал: может, причина кроется в южных генах? Трудно ей, полуиспаночке, приспособиться к нашей суровой жизни, к зиме, длящейся по полгода… Девочка действительно очень много болела, мгновенно простужалась, с середины осени до поздней весны не вылезала из ангин и ОРЗ. А ведь физическое здоровье – это еще полбеды. И по натуре своей Долька всегда сильно отличалась от своих сверстниц. Очень скрытная – «никогда не поймешь, что у нее на уме!» – возмущалась Лана, – немного диковатая, излишне впечатлительная, не по годам взрослая и рассудительная.
Очень скоро они поняли, что у них много общего. Ей нравились те же книги и те же мультфильмы, что и Малахову. Оба они любили, задрав голову, смотреть в небо, и никак не могли решить, что же им нравится больше – облака или звезды. Первое время он даже поднимал ее и сажал к себе на плечи – ей почему-то казалось, что так небо видно гораздо лучше… Она боялась грозы – как и он в детстве. Она ненавидела кипяченое молоко с пенками, обожала клубнику, вареную колбасу и сосиски, могла, не вылезая, просидеть чуть ли не целый день в воде и просто млела от аромата свежескошенного сена. У нее было почти такое же
