Голубев как раз приходил в себя после успешно закончившихся важных переговоров с индийцами в своем новом кабинете – в офисе на семнадцатом этаже престижного бизнес-центра, когда в кармане пиджака зазвучала электронная версия Yellow submarine. Престижная модель Nokia предназначалась для самых близких людей. Кроме секретарей, помощников, заместителей и прочих членов его команды, в записной книжке этого телефона значились только еще два номера.
«Инеска, что ли? – удивился Леонид. – Вроде для нее еще рано…» Но на экране высветилось другое имя.
– Привет рабочему классу! – раздался из трубки сочный бас Жорки. – Ни от чего не отрываю?
– Ты как раз вовремя, – Леонид был очень рад слышать голос старого друга.
– Как делищ-щи? Как вы там живете-можете?
– Да вот, сижу, думаю – что-то с Жоркой давно не виделся…
– Дык, давай пересечемся, какие проблемы! Я все выходные дома, ни одной плановой операции, тьфу- тьфу-тьфу, нет. – Георгий заведовал хирургическим отделением в детской больнице.
Голубев быстро проскролил страницы электронного ежедневника.
– И у меня завтра вся вторая половина дня свободна. Можем вместе пообедать или поужинать. Мне тут Инесса такое симпатичное местечко показала…
– Ленька, ты же знаешь, ну не люблю я этих твоих кабаков! Ни тебе расслабиться, ни прилечь, ни ремень на пузе расстегнуть…
– Тогда давай ко мне! Возьмем вина, закажем еды какой-нибудь вкусной из ресторана… Хочешь – приезжай один, хочешь – с Людмилой.
– Нет, давай уж ты к нам! А то Дашка собралась на выходные нам своих архаровцев подкинуть. А Людмилка уже пироги затеяла…
При упоминании имени жены в его голосе прозвучала особая нежность. После тридцати лет совместной жизни Жора продолжал любить супругу. Ни его горячая южная кровь, ни бытовые неурядицы, ничто другое не охладило этой любви.
– Ладно, уболтал, черт речистый! – улыбнулся Голубев.
С Георгием Латария они были знакомы чуть не с рождения – еще на одном горшке сидели, как выражался Жорка. Их отцы были лучшими друзьями, бок о бок работали на Заводе, были неразлучны, женились на подругах, и сыновья у них появились почти одновременно – Леня был моложе Жоры всего на полгода, но с детства привык относиться к нему как к старшему. Учились они в разных классах (рожденный в августе, Георгий пошел в школу на год раньше), но вне школы постоянно общались до тех пор, пока не подросли. Тут их дороги разошлись. Отец Леонида, человек способный и очень целеустремленный, сумел пройти путь от простого инженера до главного, и юный Голубев собирался продолжить семейное дело, с детства даже не представляя себе иного будущего. А балагура и всеобщего любимца Жору постоянно кидало из крайности в крайность – то он, насмотревшись кино, собирался идти служить в милицию, то вдруг всерьез увлекался историей и в конце концов, где-то классе в девятом, заявил, что хочет стать врачом, причем учиться будет не где-нибудь, а в Москве. Сначала друзья и родные отнеслись к новой идее Жорки как к очередной блажи – и напрасно. Парень окончил медучилище, потом уехал в столицу и трижды брал штурмом облюбованный институт, работая между вступительными экзаменами санитаром в психиатрической больнице. На третий раз ему повезло. Везло и дальше. После вуза и ординатуры Георгий остался в столице, устроился в неплохую клинику, получил комнату, женился на хорошенькой москвичке Людочке, обзавелся двумя детьми – сыном и дочкой и по сей день был вполне доволен своей судьбой, несмотря на все трудности, кото-рые переживала российская медицина.
Разумеется, что с момента переезда Жоры в Москву друзья стали общаться меньше – Голубев первое время бывал в столице нечасто, а Георгий после смерти родителей и вовсе перестал навещать родной город. Но все-таки старая дружба оказалась сильнее разлук и расстояний. «Выезжая в люди», Леонид каждый раз обязательно встречался со старым приятелем и все эти годы считал Жорку самым родным для себя человеком. Отчасти и решение о переселении в Москву было вызвано желанием почаще слышать рокочущее: «Здор-рово, др-ружище, как делищ-щи?» Никто, кроме Жорки, вот уже лет двадцать не называл его Ленькой. С тех пор как Голубев сделался сначала директором Завода, а потом и главой холдинга, ему стало намного труднее общаться с людьми. Практически все окружающие видели в нем прежде всего «большого человека». И только Жорка ухитрялся вести себя так, будто перед ним был прежний Ленька, без всяких телохранителей, «Роллс-Ройсов», счетов в банках и интервью в аналитических передачах. И Голубев был ему за это очень благодарен.
Латария обитали в небольшой трехкомнатной квартире в Измайлове. Уже на лестнице чувствовался аромат выпечки и слышны были вопли архаровцев – дочка Георгия Дарья ухитрилась произвести на свет двух сыновей с разницей в десять с половиной месяцев, при этом даже в один календарный год. Когда знакомые начинали подшучивать над этим фактом, она только руками разводила: «Очень уж хотелось девочку!» Петька и Федька, кареглазые и носастые – в деда, но белобрысые, как их отец Макс, были похожи словно близнецы и обладали совершенно неукротимым нравом. Голубев их обожал. Он вообще любил детей и всегда мечтал о сыне, которого назвал бы в честь своего отца Колькой. И Валечка, бывшая жена, тоже хотела ребенка, но не получалось, у нее были какие-то проблемы со здоровьем. Впрочем, что уж сейчас об этом вспоминать, дело давнее…
Отобедали по обычаю обильно и очень вкусно – Людмила была потрясающей кулинаркой, такого харчо и таких пирогов, как у нее, не найти было ни в одном, самом лучшем ресторане. Архаровцев, наигравшихся в подаренные Леонидом гоночные автомобили, всеобщими усилиями загнали спать в дальнюю комнату. Бабушка осталась с ними, а старые друзья вернулись в столовую-гостиную, чтобы за бокалом привезенного Голубевым отменного Chateau Margaux неспешно поговорить о своих мужских делах.
– Спину что-то заломило, – пожаловался Леонид, устраиваясь на видавшем виды диване, отказавшемся по причине возраста раскладываться и списанном за это из спальни в большую комнату.
– Ну еще бы, как ты сегодня навозился-то с малолетними бандитами! – усмехнулся Георгий. – Скакал, что твой молодой козлик, я даже испугался за тебя. Сильно прихватило?
– Не, ничего, вроде отпускает… – Голубев осторожно потер поясницу.
– Ясное дело, лет-то нам не по шестнадцать… Стареем… Вот послушай, что на днях от одного орла услышал – хохотал, как сумасшедший: «Старение ты мое старение, крови медленное струение, птица уже не залетает в форточку, девица, как зверь, защищает кофточку…»
– Жорка, ну тебя, не смешно совсем! – перебил, поморщившись, Леонид, которому почему-то сразу вспомнилась Олеся.
– Ты считаешь? А меня позабавило. – Хозяин ловко откупорил бутылку и разлил вино по бокалам.
– Давай, др-ружище, выпьем! За здоровье! Да что с тобой, чего ты вдруг скис? Так спина разболелась? Может, таблетку дать? А хочешь – мазью разотру, мне всегда помогает?
– Да не спина, – отмахнулся Голубев, ставя на журнальный столик бокал, к которому даже не притронулся. – Понимаешь, я последнее время что-то все думаю, думаю, вспоминаю… Такое чувство, что жизнь прошла мимо, а я еще даже и не начинал жить!
– Неудивительно. Ты же всю дорогу работал – когда тебе было жить? – Георгий с наслаждением смаковал напиток. – Эй, хорошее вино! Умеешь ты выбрать, Ленька!..
– Конечно, прошла она не совсем даром, – задумчиво продолжал Леонид, играя полным бокалом. – Не могу сказать, что мне мучительно больно за бесцельно прожитые годы… Я отдал их своему
– Тебе так казалось. – Жора пожал плечами и опустошил свой бокал. – Ты просто не представлял себе ничего другого, никакой другой жизни. Причем не только когда директором стал, а гораздо раньше… Ты давай вино пей, а то я тут хлещу в одинарика!
– Знаешь, такое ощущение, будто во мне живут два разных человека. – Леонид машинально опустошил бокал. – Иногда я чувствую себя отвратительно старым, усталым, нудным и сентиментальным… Но чаще всего, особенно последнее время, после переезда сюда, кажется, что мне лет тридцать. Я еще молод, полон
