сцена разыгрывается здесь, в гостиной. В центре — малыш. Девушка слева. Фредди в глубине сцены играет на пианино. Хотя нет. Он может только одним пальцем и только самое начало «Роз». Так что без тихой музыки придется обойтись. Все остальное получается просто идеально. Вот смотрите, Дживс, — продолжал я. — Чернильница — это мисс Викерс. Кружка с надписью «Сувенир из Марвис-Бея» — мальчишка. Перочистка — мистер Булливант. Начинается разговор, который надо подвести к реплике мальчишки. Реплика… Допустим, она прозвучит так: «Ка-асивая тетя, ты любишь дядю?» Они простирают друг к другу руки. Стоп-кадр. Далее: Фредди пересекает комнату справа налево и берет девушку за руку. От волнения у него комок в горле. Затем он произносит проникновенную речь: «Ах, Элизабет, — говорит он, — не слишком ли затянулась наша размолвка? Видишь, даже малое дитя укоряет нас!» И так далее. Я набрасываю общий план. Фредди предстоит поработать над текстом. А нам необходимо продумать получше реплику для ребенка. «Ка-асивая тетя, ты любишь дядю?» — звучит недостаточно четко. Хотелось бы что-то более…
— Могу я предложить вариант, сэр?
— Слушаю вас.
— Я посоветовал бы всего два слова: «Поцелуй Фредди». Это коротко, хорошо запоминается и, я бы сказал, побуждает к действию.
— Вы гений, Дживс!
— Благодарю вас, сэр.
— «Поцелуй Фредди» — решено. Но как, черт побери, мы заманим ее сюда? Мисс Викерс не здоровается с мистером Булливантом. Она к нему близко не подойдет.
— Это осложняет дело, сэр.
— Но неважно. Устроим встречу на лоне природы. Подстережем ее на пляже, когда все подготовим. Пока что мы должны добиться, чтобы ребенок выучил свою роль назубок.
— Да, сэр.
— Отлично! Завтра в одиннадцать утра первая репетиция.
Бедняга Фредди пребывал в таком мрачном расположении духа, что я решил до поры до времени не посвящать его в наш замысел. Не то у него настроение, чтобы еще волноваться по поводу предстоящего спектакля. Итак, мы начали с Пузатика. И уже на первых репетициях обнаружили, что единственный способ заставить Пузатика сосредоточиться — это, так сказать, воздействовать на него приманкой. Я имею в виду все те же сладости.
— Главная трудность, сэр, — сказал Дживс под конец первой репетиции, — это, как я полагаю, установить в сознании юного джентльмена связь между словами, которые он должен произнести, и последующим угощением.
— Совершенно верно, Дживс, — сказал я. — Как только негодник сообразит, что за этими двумя словами, если он произнесет их громко и отчетливо, автоматически последует шоколадная нуга, успех будет обеспечен.
Я не раз размышлял о том, как это интересно — дрессировать животных, пробуждать в них сознание, заставлять думать. Да, это было увлекательно — дрессировать Пузатика. День на день не приходился. То вдруг казалось, что успех просто поразителен — малыш входил в роль и исполнял ее как настоящий профессионал. А назавтра снова все распадалось. Время, однако, летело…
— Дживс, — сказал я, — нам надо спешить. В любой момент может приехать дядя мальчика и забрать его.
— Вы правы, сэр.
— А дублера у нас нет.
— Совершенно верно, сэр.
— Мы должны работать не покладая рук. Честно сказать, этот ребенок порой приводит меня в отчаяние. Глухонемой, и тот уже выучил бы эти два слова.
Хотя не могу не отдать должное мальчишке: упорства ему было не занимать. Неудачи не расхолаживали его. Стоило ему завидеть шоколадку, как он решительно бросался в бой и вопил что ни попадя, покуда не получал награду. Вот только стабильности ему не хватало. Что до меня, то я готов был рискнуть и при первой возможности устроить встречу, однако Дживс возражал.
— Я бы не советовал слишком торопиться, сэр, — сказал он. — До тех пор, пока память юного джентльмена действует недостаточно надежно, мы рискуем провалить весь замысел. Вспомните, сэр, сегодня он так разбушевался, что вместо «поцелуй Фредди» сказал «стукни Фредди». Боюсь, подобный призыв не растрогает юную леди.
— Да уж. К тому же она может и выполнить его. Вы правы, Дживс. Отложим представление.
Но, увы, отложить мы не смогли. Занавес поднялся на следующий же день!
Ничьей вины в том не было, и уж тем более моей. Судьба распорядилась, как ей заблагорассудилось. Дживс куда-то ушел, дома были мы с Фредди и Пузатик. Фредди только что уселся за пианино, а я решил вывести малыша на прогулку, но только мы вышли на веранду, как увидели Элизабет — она направлялась на пляж. При виде ее малыш издал приветственный вопль, и она остановилась у крыльца веранды.
— Здравствуй, детка, — сказала она. — Доброе утро! — Это мне. — Можно мне к вам подняться?
И, не дожидаясь ответа, Элизабет вспорхнула на веранду. Такой, видно, у нее был характер. Она занялась малышом. Напоминаю, что в пяти шагах от нас, в гостиной, бренчал по клавишам Фредди. Положение было отчаянное — поверьте мне, Бертраму! В любую минуту Фредди могло взбрести в голову выйти на веранду, а я ведь еще не провел с ним ни одной репетиции.
Я решил нарушить молчание.
— Мы как раз собрались на пляж, — сказал я.
— Да? — Девушка прислушалась. — Вы настраиваете пианино? — спросила она. — Моя тетушка ищет настройщика. Вы не против, если я загляну в гостиную и попрошу мастера, когда он кончит работать у вас, зайти к нам?
Я отер со лба капельки пота.
— Э-э… не стоит входить сейчас, — сказал я. — Не сию минуту. Настройщики не выносят, когда их беспокоят во время работы. Знаете ли, эти артистические натуры… Но позднее я скажу ему…
— Прекрасно. Попросите его зайти в «Сосновое бунгало», к Викерсам… Ах, по-моему, он уже перестал. Сейчас, наверное, выйдет. Я подожду.
— Вам не кажется… вы не опоздаете на пляж? — сказал я. Но Элизабет уже болтала с малышом и что-то нащупывала в своей сумке.
— На пляж… — промямлил я.
— Смотри, что я тебе купила, детка, — сказала девушка. — Почему-то я была уверена, что встречу тебя, и вот запаслась твоими любимыми конфетками.
И — о Боже! — она помахала перед вытаращенными глазами Пузатика брикетом ирисок величиной с Мемориал принцу Альберту.
Это все решило. С утра мы с Пузатиком довольно долго репетировали, и, надо сказать, он продемонстрировал определенные успехи. Сейчас он ухватил все с первого раза.
— Поцелуй Фредди! — завопил он.
В этот момент дверь из гостиной отворилась, и на веранду, будто откликнувшись на призыв Пузатика, вышел Фредди.
— Поцелуй Фредди! — вопил малыш.
Фредди уставился на девушку, девушка на него. Я уставился в пол, малыш — на брикет ирисок.
— Поцелуй Фредди! — вне себя орал Пузатик. — Поцелуй Фредди!
— Что все это значит? — спросила девушка, поворачиваясь ко мне.
— Лучше отдайте ему ириску, — сказал я. — Он будет орать, пока ее не получит.
Элизабет отдала Пузатику ирис, и он утих. Фредди, остолоп несчастный, так все и стоял с открытым ртом. Он не вымолвил ни единого слова.
— Что все это значит? — повторила вопрос девушка. Щеки у нее пылали, глаза сверкали, в меня летели стрелы. Я, Бертрам Вустер, превратился в филе без единой косточки, если я понятно выражаюсь. В хорошо отбитую котлету. Случалось ли вам, танцуя, наступить на подол платья своей дамы — я говорю о временах, когда женщины носили платья такой длины, что на них можно было наступить, — и услышать
