кто-то из предков Дживса был моряком, может, даже служил под началом Нельсона, потому что любовь к морю у него в крови. Когда мы с ним плыли в Америку, я не раз замечал, как он расхаживает по палубе вразвалочку, будто истый моряк, и казалось, вот-вот бросится поднимать мейн-брас или сплеснивать нактоуз.
И хотя я выложил Дживсу все резоны, поверил ему свои сердечные тайны, ничего не скрывая, мне было совершенно ясно, что он раздосадован, поэтому, войдя в гостиную, я сразу постарался внести немного сердечности в наши отношения.
— Ну как, Дживс, по-моему, неплохо смотрится, а?
— Да, сэр.
— Произведение искусства украшает дом, как ничто другое.
— Да, сэр.
— Придает комнате некий… как бы сказать…
— Да, сэр.
Соглашаться-то он соглашался, но тон у него был начисто лишен сердечности, и я твердо решил вправить ему мозги. В конце концов, черт побери! Не знаю, имеется ли у вас дома ваш портрет, но если имеется, вы поймете мои чувства. Созерцание собственного портрета, висящего на стене, рождает в вас по отношению к нему нечто вроде отеческой нежности, и от окружающих вы ждете похвал и восторгов. А вместо этого они кривят губы, морщат носы, про взгляд и говорить нечего — стеклянный, надменный, точно у дохлой скумбрии. Представьте себе, каково вам приходится, если этот портрет написала девушка, к которой вы питаете чувства, куда более глубокие и теплые, чем просто дружба.
— Дживс, — сказал я, — это произведение вам не по душе.
— О, нет, сэр, отчего же.
— Дживс, увертки бесполезны. Вы для меня — открытая книга. По какой-то причине этот портрет вам не нравится. Что вы имеете против него?
— Мне кажется, цветовая гамма немного ярковата, сэр.
— А мне не кажется, Дживс. Что еще?
— Прошу прощения, сэр, но мисс Пендлбери придала вашему лицу несколько голодное выражение.
— Голодное?
— Возникают некоторые ассоциации с собакой, взирающей на косточку, сэр.
Тут я его оборвал.
— Ничего подобного, никакого сходства с собакой, взирающей на косточку, я не вижу. По-моему, лицо на портрете имеет задумчивое и одухотворенное выражение.
— Понимаю, сэр.
Я перевел разговор на другую тему.
— Мисс Пендлбери сказала, что, может быть, навестит нас сегодня, чтобы осмотреть портрет. Она приходила?
— Да, сэр.
— И ушла?
— Да, сэр.
— То есть, совсем ушла?
— Совершенно верно, сэр.
— Может быть, она сказала, что вернется?
— Нет, сэр. У меня сложилось впечатление, что у мисс Пендлбери не было намерения возвращаться, сэр. Она была немного огорчена, сэр, и выразила желание вернуться в студию отдохнуть.
— Говорите, огорчена? Чем же?
— Несчастным случаем, сэр.
Я не то чтобы нахмурился, вернее, нахмурился, но мысленно.
— Неужели с ней произошел несчастный случай?
— Да, сэр.
— Какой именно?
— Мисс Пендлбери попала в аварию, сэр.
— И получила увечья?
— Нет, сэр. Увечья получил джентльмен.
— Какой джентльмен?
— Мисс Пендлбери имела несчастье сбить джентльмена почти напротив нашего дома. У него перелом ноги, правда, не слишком тяжелый.
— Ничего себе! А с мисс Пендлбери все в порядке?
— Мне кажется, сэр, ее физическое состояние вполне удовлетворительно. Она испытывает нравственные страдания.
— Ну, разумеется, ведь она тонкая, чувствительная натура. Это вполне естественно. Как невыносимо жесток для юной девушки этот мир, где все так и норовят броситься под колеса ее автомобиля. Должно быть, бедняжка испытала страшное потрясение. А что с оболтусом?
— Вы имеете в виду джентльмена, сэр?
— Да.
— Он находится здесь, сэр, в спальне для гостей.
— Что?!
— Да, сэр.
— Он здесь, в спальне?
— Да, сэр. Мисс Пендлбери пожелала, чтобы его принесли сюда. Она распорядилась, чтобы я телеграфировал в Париж сестре этого джентльмена, сэр, и уведомил ее о несчастном случае. Кроме того, я вызвал доктора, который сказал, что, по его мнению, пациент некоторое время должен сохранять status quo.
— В том смысле, что тело Бог знает сколько времени нельзя вынести из дома?
— Да, сэр.
— Дживс, по-моему, это слишком!
— Да, сэр.
Да, черт подери, слишком! Я хочу сказать, будь барышня трижды божественной, будь ваше сердце без остатка пленено ею и все такое прочее, никто не дает ей права превращать вашу квартиру в морг. Должен сказать, в эту минуту моя страсть чуть-чуть пошла на убыль.
— Ладно, полагаю, мне следует представиться этому идиоту. В конце концов, я же хозяин дома. Как его зовут?
— Мистер Пим, сэр.
— Пим?!
— Да, сэр. Юная леди, адресуясь к нему, называет его Люций. Он как раз шел сюда, чтобы посмотреть портрет, который написала мисс Пендлбери, поэтому и оказался на проезжей части вблизи вашего дома в тот момент, когда мисс Пендлбери выехала из-за угла.
Я направился в гостевую спальню. Надо сказать, мне было здорово не по себе. Не знаю, были ли вы когда-нибудь влюблены и попадался ли вам в качестве соперника кудрявый субъект, но, уверяю вас, в подобных обстоятельствах крайне нежелательно, чтобы этот самый соперник обосновался у вас в гостевой спальне, да еще со сломанной ногой. Кроме всего прочего, преимущества, которые он при этом, само собой, обретает, просто безграничны. Вот он, полулежа, с интересной бледностью в лице, пощипывает виноград, девица исполнена жалости и сочувствия к нему, а вы — где же вам добиться успеха, когда вы расхаживаете по квартире в визитке и гетрах и на физиономии у вас играет здоровый румянец? По-моему, обстоятельства складывались для меня довольно мрачно.
Войдя в спальню, я увидел, что Люций Пим лежит на кровати, одетый в мою пижаму, курит мои сигареты и читает детективный роман. Он помахал в мою сторону сигаретой с этаким покровительственным, черт его подери, видом,
— А-а, Вустер, — сказал он.
