деле не знал.
— Теперь он знает достаточно, — поникшим голосом отозвался мистер Хоук. Восстанавливая в памяти недавний эпизод, он сам удивлялся своей доверчивости. Не мог поверить, что это он, Дж. Б. Хоук, повел себя так нелепо. Он во всем винил этих призрачных горилл, которые задурили ему голову.
— Что собираешься делать? — спросил капитан Келли. Мистер Хоук устремил на него взгляд, полный холодной укоризны.
— А что я могу? — спросил он. — Я могу поделиться тем, что собирался сделать, если пожелаешь. Я пришел попросить тебя наслать этих твоих горилл в Вэлли Филдс, где живет этот парень. Чтобы они им занялись.
— Пришить, что ли?
— Ну почему сразу пришить! Надо просто проследить за Конвеем и его дружком, пока я не выкуплю акции. Сегодня торгов нет. Но если их не остановить, они завтра же с утречка кинутся на биржу. Я хотел тебя попросить, чтобы твои ребята задержали их дома. Пускай бы наставили на них пушки и велели не рыпаться. Мне всего-то и надо пару часов, чтобы управиться. Но теперь все пропало, — грустно закончил мистер Хоук. — Никаких ребят у тебя нет.
Он казался безутешным. Капитан Келли сидел задумавшись, но его мысли приняли другое направление.
— Мысль неплохая, — наконец сказал он. — Не знал, что ты на такое способен.
— Ты про что?
— Про то, чтобы попридержать этих двоих.
— Да? — оживился мистер Хоук. — А что тут можно сделать?
Капитан Келли ухмыльнулся.
— Мы сами за это возьмемся.
— Кто — мы?
— Ты и я. Подъедем туда вечерком и все уладим. Мистер Хоук обмер. Внезапные горести ослабили его умственные способности, но столь ясно выраженная мысль была ему вполне доступна.
— Я? — недоверчиво спросил он. — Думаешь, я ворвусь в чужой дом с пушкой?
— А что такого?
— Ни за что.
— Брось, — сказал капитан Келли. — Ты что, хочешь, чтобы эти двое сорвали все дело?
Мистер Хоук опустил голову. Перспектива была не из приятных.
— Ты же знаешь, чем кончится, если их не остановить. Они начнут скупать акции, кто-нибудь заподозрит, что дело нечисто, цена подскочит, и нам ничего не останется.
— Помню, как М.Т.О. «Никель» открыла торги с десяти и как пошла молва, через пару часов акции подскочили до ста двенадцати, — сказал мистер Хоук. — Это было пять лет назад. То же самое будет с «Прыткой Ящеркой». Торги такое дело, в случае чего рост ничем не остановишь. — Он помолчал. — Но ехать в Вэлли Филдс и грозить пушкой! Это не по мне.
— Придется попробовать, — твердо сказал капитан Келли. — У тебя пушка есть?
— Откуда!
— Ступай и купи, — отрезал капитан Келли. — Встречаемся здесь в девять.
Капитан Келли придирчиво оглядел мистера Хоука. Ему не понравилось, как его приятель втиснулся в его машину. «Как угольный мешок с пропеллером», — подумал капитан.
— Хоук, — сказал он, — ну ты и бревно!
Мистер Хоук не ответил. Ему было не до оправданий. Глаза у него помутились, как у снулой рыбы.
— Ну ладно, — решительно сказал капитан. — На свежем воздухе тебе полегчает.
Он сел за руль, и машина тронулась с места. Биг Бен пробил девять раз.
— Я купил пушку, — вдруг разговорился мистер Хоук.
— Помолчи лучше, — оборвал его капитан Келли. Мистер Хоук тихонько засмеялся и устроился поудобнее.
Машина вырулила на Слоун-сквер. Мистер Хоук кивнул полисмену на перекрестке.
— Пушку купил, — сообщил он ему как старому другу.
ГЛАВА XII
Когда поэт Бунн (1790–1860) говорил о сердце, которое сгибается под тяжестью скорби, он, конечно, выражался, как заведено у поэтов, образно. К счастью для безопасности общественного транспорта, несчастья не имеют веса. Если бы тяжесть людских страданий измерялась в фунтах и унциях, омнибус номер три, в который в половине девятого на углу Кроксли-роуд сел лорд Бискертон, нипочем не довез бы его из Лондона в Вэлли Филдс. Он бы остановился под тяжестью непосильного бремени. Потому что у Бисквита было невыносимо тяжело на сердце.
Весь этот долгий летний день, спустя десять минут после краткой беседы с мистером Хоуком, настроение его делалось все более и более мрачным. И не без оснований.
«Что мешает этому парню собрать деньжат и начать скупать акции, когда откроются торги?» — спрашивал Дж. Б. Хоук.
Бисквит знал бы, что ему ответить. Препятствием на его пути к крупным закупкам на торгах стояли скупость, недоверчивость и отсутствие широты взглядов со стороны его знакомых. На обещание несметных богатств в обмен на кредит они ответили отказом. Как сговорившись, они увильнули от предоставления ему займа, который развязал бы ему руки на завтрашних торгах. Ценная информация об акциях «Прыткой Ящерки» пропадала втуне.
Самая печальная из выработанных человечеством мудростей заключена в поговорке «Близок локоток, да не укусишь».
Занимать деньги всегда непросто. Никто из знатоков нравов не мог еще с достаточной убедительностью объяснить, почему «А» это удается, а «Б» — нет. Или почему «В» с легкостью одалживают тысячи, а «Г» никто не даст больше пятерки. Единственное, что тут можно сказать, — что искусство делать долги требует определенной твердости. Если бы Бисквит представлял «Пернамбуко», или «Фиджи Трейдинг Компани», или «Золотые Кирпичи» и «Вечный Двигатель Лимитед», он не вернулся бы домой с пустыми карманами. Но он вел дела как частное лицо, хуже того, как частное лицо, не котирующееся в финансовых кругах. У него была репутация «пятерочника». Завидя лорда Бискертона, потенциальные заимодавцы машинально шарили в карманах, нащупывая пятифунтовую бумажку. Они прочно держали его в этой категории, не желая одолжить тысячу фунтов, в которой он так нуждался.
Он попытал счастья в самых безнадежных ситуациях. Доведенный до отчаяния, он, ведомый генетической памятью предков-крестоносцев, сунулся даже в логово господ Дайкса, Дайкса и Пинвида. Но оба Дайкса вместе с Пинвидом только грозно трясли перед его носом неоплаченными счетами. И наконец, когда молодой Пуффи Симеон, известный как самый богатый член клуба «Трутни», отказался даже беседовать на эту тему, у Бисквита опустились руки.
Ноги отказывались нести его в Малберри-гроув. Душа его разрывалась от горя. Мысли постоянно возвращались к тому, что уплывало из рук. Однажды в школе он просадил шесть шиллингов, поставив на то, что Р. Б. Бленкинсопу, по прозвищу Книжный Червь, не съесть десять порций макарон за время перемены. Это был самый легкий удар судьбы. Просто смешной по сравнению с тем, что судьба нанесла ему сейчас. Это удар так удар. Деньги валялись под ногами. А он не сумел их подобрать.
Тяжело дыша, Бисквит доплелся до Малберри-гроув и свернул к калитке усадьбы. Ему хотелось услышать слово сочувствия, и сказать его мог только Берри Конвей. Больше того, он боялся признаться себе, что где-то в глубине души еще теплилась последняя надежда: вдруг Берри сможет раздобыть деньжат! Вот ведь Этгуотер одолжил же ему однажды двести фунтов, и Берри их вернул. Такое не
