— Фрукт еще какой-то! Что за фрукт?
— Фига.
— Где?
— В письме.
Возможно, только благодаря присутствию духа голова у сенатора Опэла не развалилась на части. Он успел стиснуть виски, хватаясь за краешек ускользающего разума.
— Кто-то должен вскрыть сейф! — Сенатор вернулся к единственному вопросу, который не мог вызвать разночтений и недопонимания. — А сами вы что, сейфы вскрывать не умеете?
— Нет.
— А почему? — возмутился сенатор, словно подобное умение входило в программу обязательных наук.
— Вскрывать сейфы… тут столько сложностей… Кистеры, болты, зажимы… еще много всякого. Динамит нужен… марля, толстые какие-то штуковины, а еще и тонкие… сложно все очень.
— О-ох, черт!
— Если только это не сейф другого типа.
— Какого?
— Такого, как у миссис Гедж. Тогда все просто и легко.
— Легко?
— Угу. Только и надо — отыскать код.
— А как его искать?
Пэки в слабом удивлении взглянул на него.
— Понятия не имею.
Надежды сенатора увяли. Внимание Пэки снова рассеялось.
— Так что, вы хотите сказать, что сделать ничего нельзя?
— Э?
— Сделать ничего нельзя?
— Абсолютно ничего. Она говорит, одно время еще надеялась, будто сумеет что-то из меня сделать, но теперь видит — нет, не получится.
— Какого дьявола? — выпучил глаза сенатор Опэл. — Про что вы тут бормочете?
Сознание Пэки прояснилось. Он увидел, что чуть было не выболтал этому старику, сующему нос в чужие дела, сокровенную историю священной и личной трагедии, которой делиться ни в коем случае нельзя. С некоторой трудностью (Гюстав из отеля «Дез Этранжэ» смешивал очень мощное снадобье) Пэки оторвался от стойки.
— До свидания…
— Эй, эй! Погодите!
Но Пэки уже ушел, ушел туда, где нет никаких голосов, где царят покой и тишина. Ну если не покой, так хотя бы можно размышлять на досуге, в одиночестве, о своем разбитом сердце. По пути к пирсу, где была зачалена его лодка, он немножко поудивлялся, с чего вдруг сенатор Опэл так заинтересовался Беатрисиным письмом, но, приписав этот интерес пустому любопытству, выкинул из головы такую мелочь.
Заведя мотор, он не совсем прямо поплыл к лодочному домику. В состоянии он находился весьма рассеянном и не мог воспринимать приземленные явления.
Именно по этой причине слабое бульканье (его ухитрялся издавать через кляп во рту Блэр Эгглстон, связанный по рукам и ногам в темном углу лодочного домика) не пробилось в его сознание. Если даже Пэки и слышал его, так и внимания не обратил. Зачалив лодку, он, по-прежнему весь в раздумьях, отправился в домик.
Несколькими часами спустя, когда Сен Рок окутала темнота, можно было заметить, как гибкая фигура, выскользнув украдкой из отеля «Дез Этранжэ» направляется, тоже украдкой, к гавани.
Вынужденное затворничество давно угнетало нервную систему Мориса, виконта де Блиссака. Этот молодой человек всю жизнь любил веселье и развлечения; а мало что веселого, а уж тем более — развлекательного в затянувшемся одиночестве.
Сегодня вечером виконт сломался. Долгие часы созерцал он потолок, умывальник, одно кресло, другое, обои в цветочек, гравюру «Прощание гугенота» и готов был пойти на любой риск, пусть хоть самый опасный. Словно героине современной пьесы, ему хотелось одного — убежать от невыносимой среды. Когда он сражался с этим приступом, его вдруг осенила идея, такая блестящая, какая в жизни не осеняла. Почему бы ему не пробраться под покровом темноты на яхту Пэки, а там во имя их старинной дружбы, умолить того сняться с якоря и увезти его в Англию, где он не подвластен жандармерии Сен Рока?
Чем больше виконт раздумывал над этой идеей, тем больше она ему нравилась. Он даже недоумевал, отчего ему раньше такое в голову не пришло? Разумеется, в пробежке по улицам, ведущим к пирсу, таится определенная опасность, но он наплевал на все. Ему хотелось сбежать от потолка, умывальника, кресла, второго кресла, обоев в цветочек и гравюры «Прощание гугенота».
И вот он, с превеликой осторожностью, крадется по загогулистым улочкам, которые, петляя, сбегают к гавани.
Удача сопутствовала ему. Не раздалось строгого окрика с требованием остановиться, тяжелая рука не легла ему на плечо. Виконт добрался до пирса, разыскал лодку, забрался в нее, отвязал канат и отплыл. Было несколько затруднительно опознать «Летящее Облако» среди множества яхт, покачивавшихся на подступающем приливе, но в конце концов ему удалось разыскать и ее.
Виконт тихонько окликнул Пэки, однако ответа не дождался. По-видимому, тот ушел на берег. Он решил, что поднимется и дождется друга на яхте.
Ступив на палубу, виконт де Блиссак вспомнил нечто весьма существенное, о чем узнал в предыдущий свой визит на борт, — местонахождение шкафчика, в котором Пэки хранил виски, и прямиком устремился к нему. Душа его томилась по тонизирующим напиткам.
Лишь несколько минут спустя виконт обнаружил, что он — не единственный пассажир на борту, чьи мысли текут в этом направлении.
Влетев в каюту, он увидел пузатенького коротышку, сжимающего бокал, полный до краев. Стоял он спиной к виконту, но при звуке шагов встрепенулся, подпрыгнул и расплескал содержимое бокала на консервированный язык, составлявший его скромный ужин.
Виконт де Блиссак обнаружил, что смотрит в выпученные глаза Дж. Веллингтона Геджа, которого, как он знал из надежного источника, он убил три вечера назад, на Празднике Святого Рока.
Когда стрелки часов, мимоходом украденных в Цинцинатти, указывали двадцать пять минут первого, лучшая часть Супа Слаттери, после ухода Пэки беспокойно ворочавшаяся в нем, вдруг воспряла и взяла командование в свои руки.
Теперь он ясно увидел, что находился буквально на волосок от греха, почти единственного, который признавал за грех его весьма гибкий кодекс, и грех непростительный: он отказал в помощи приятелю, попавшему в беду. Приятель подал ему сигнал бедствия, а он отмахнулся.
На многие качества Супа Слаттери моралист поджал бы губы и вздернул бровь. Например, взгляды его на священность частной собственности были в корне ложными; и Суп чересчур часто отвечал на зло левым хуком в челюсть, а не кроткими словами.
Но за одно он всегда себя хвалил, одного никто не мог бы поставить ему в упрек — он никогда не подводил друга в час беды.
Теперь он сгорал от стыда и угрызений совести. Несмотря на заверения Пэки, что лишь чистейший альтруизм движет им в желании помочь Джейн Опэл, Суп умел читать между строк и пришел к заключению, что движущей силой была все-таки любовь. Да, Пэки влюблен в эту девицу, а он, Суп Слаттери, только из- за того, что рассорился с ее папашей, вознамерился подсыпать песку в его коробку скоростей. Натягивая брюки и доставая сумку с инструментами, Суп тихо стонал.
С озаренной душой кающегося грешника и тихим восторгом человека, прозревшего на краю гибели, он уже через десять минут выскочил из отеля и припустился по холму к Шато «Блиссак».
