И, развернувшись, поспешил по тропинке, а Хамилтон, погруженный в глубокое раздумье, зашагал к дому.
Дойдя до лужайки и остановившись закурить сигарету в помощь своим раздумьям, он увидел сцену, побудившую его отшвырнуть спичку и быстро вернуться под укрытие дерева.
Там Хамилтон встал, смотря во все глаза и слушая. Выйдя из зарослей рододендронов, незнакомая девушка тихонько кралась, в обход лужайки, к высоким дверям столовой.
Девичество — пора мечтаний. И Фанни Уэлч, задумавшуюся над положением дел после получения последних инструкций, посетила затейливая мыслишка, залетевшая на ум ненароком, будто пчелка на цветок: пожалуй, если она навестит дом на часик пораньше условленного срока, то, стащив ожерелье, сумеет оставить его себе.
Изъян в первоначально изложенном плане заключался, видимо, в том, что руководство взял на себя заказчик. Он заберет у нее добычу в тот самый миг, как она получит ее. Слегка видоизмененный план обрел несравненно большую привлекательность, и она начала претворять его в действие.
Удача как будто сопутствовала Фанни. Поблизости никого, дверь чуть приоткрыта, а на столе лежит то, что сейчас она уже рассматривала как награду за остроту ума. Фанни осторожно выбралась из тайного укрытия и, тихо обойдя лужайку, проникла в комнату, а там — зажала футляр в руке, как вдруг ей открылось, что удача не так уж и сопутствует ей. На плечо легла тяжелая рука, и, обернувшись, она увидела импозантного мужчину с квадратной челюстью.
— Так-так, моя милочка, — сказал он.
Фанни тяжело задышала. Мелкие неприятности составляли риск ее профессии, но от того, что она это понимала, сносить их философски ничуть не легче.
— Положите на место футляр.
Фанни положила. Наступила пауза. Хамилтон подошел к двери, загораживая отступление.
— Ну и что? — спросила Фанни. Хамилтон поправил очки.
— Ну, застукали вы меня. И что теперь будете делать?
— А как вы считаете?
— Полиции сдадите?
Человек у двери коротко кивнул. Фанни заломила руки. Глаза у нее наполнились слезами.
— Ах, пожалуйста, мистер! Не сдавайте меня быкам! Я пошла на это только ради своей матери!
— Все неправильно!
— Если бы вы сидели без работы, и голодали, и смотрели, как ваша бедная старая ма гнется над лоханью…
— Все неправильно! — твердо повторил Хамилтон.
—
— Изображаете примитивную бродвейскую мелодраму. Такая чушь, может, кого и обманет, но только не меня.
— Решила попробовать, — пожала плечами Фанни.
Хамилтон пристально рассматривал ее. Живой ум никогда не дремлет, а теперь он заработал в еще более интенсивном режиме.
— Вы актриса?
— Я? Да нет, не сказала бы. Родители бы не пустили.
— У вас есть определенный актерский дар. В околесице, которую вы несли, проскальзывали вполне искренние ноты. Ваш монолог многих обманул бы. Думаю, что могу использовать вас в маленькой драме. Давайте заключим сделку. Мне не хотелось бы отправлять вас в тюрьму…
— Вот это разговор!
— Хотя, конечно, следовало бы.
— Так-то оно так, да ведь куда забавнее поступать не так, как следует, правда?
— Дело в том, что один мой друг попал в затруднительное положение, и мне пришло в голову, что вы могли бы его выручить.
— Со всем моим удовольствием.
— Мой друг сегодня женится. Но он только что услышал, что его прежняя невеста, про которую он, в волнении, обычно сопутствующем новой влюбленности, напрочь запамятовал, едет сюда.
— Поднять бузу хочет?
— Вот именно.
— Ну а как я тут могу помочь?
— А вот так. Я хочу, чтобы на пять минут вы преобразились в жертву моего друга. Сыграете?
— Что-то не пойму.
— Объясню проще. Очень скоро эта девушка приедет. Возможно, уже с моим другом, который отправился на станцию ее встречать. Вы подождете тут, в саду, а в подходящий момент ворветесь в комнату, протянете руки и закричите: «Джордж! Джордж! Почему ты бросил меня? Ты не принадлежишь этой девушке! Ты принадлежишь только мне!»
— Еще чего!
— А?
Фанни гордо выпрямилась.
— Еще чего! — повторила она. — А что, если про это ненароком прознает мой муж?
— Вы замужем?
— Вышла замуж сегодня утром в церковке-за-углом.
— И явилась сюда красть! В день свадьбы!
— А что такого? Вам не хуже моего известно, сколько стоит в наши дни обзавестись хозяйством.
— Для вашего мужа, конечно же, будет жестоким ударом, когда он узнает, что вы угодили за решетку. Думаю, лучше проявить благоразумие.
Фанни скребла пол носком туфли.
— А это попадет в газеты?
— Боже сохрани!
— И еще одно. Предположим, устрою я это представление, но кто же мне поверит?
— Девушка поверит. Она совсем простушка.
— Да уж, если на такое купится…
— Что с нее взять, неискушенная провинциалка.
— Ну а если ко мне пристанут с расспросами? Что да как?
— Не пристанут.
— Ну а если? Предположим, девушка спросит: «А где вы познакомились? Когда все это было? И какого черта…» — и, ну, сами знаете. Что мне тогда отвечать?
Хамилтон Бимиш обдумал вопрос.
— Думаю, самое лучшее сразу же после произнесенных реплик разыграть, будто вы, от переизбытка чувств, упали в обморок. Да, так лучше всего. Выкрикнув свой монолог, воскликните: «Воздуха! Воздуха! Мне душно!» — и стремглав вылетайте из комнаты.
— Вот теперь дело говорите. Вот это мне нравится — стремглав из комнаты. Умчусь так, что они меня и разглядеть толком не сумеют.
— Значит, вы согласны?
— Похоже, придется.
— И прекрасно! Будьте любезны, прорепетируем монолог. Я должен убедиться, что вы знаете слова.
— Джордж! Джордж!
— Перед вторым «Джордж!» выдержите паузу. И вдохните. Помните, глубина и громкость голоса зависят от амплитуды колебаний голосовых связок, а высота тона — от количества колебаний в секунду. Тон усиливается резонансом воздуха в глоточной и ротовой полости. Еще раз, пожалуйста.
— Джордж!.. Джордж! Почему ты бросил меня?!
— Протяните руки! Так!
— Ты не принадлежишь этой девушке!
