были вполне проработанными, отсутствовала уверенность, что в случае конфликта судебная система не сочтет их спорными. Для Pepsi такие сделки представлялись безумием. Но они не успели осознать, как быстро теряет власть центральное правительство. У него не было денег даже на ремонт оборудования разливочных заводов. В итоге мы смогли вернуть инвестиции во все заводы, кроме одного. Единственная потеря произошла, когда владелец завода умер от рака горла, и местная мафия избавилась от его сына. Естественно, мафия отказалась выполнять контракт.
Новым менеджером Coca-Cola в России я назначил Майкла О’Нейла, с которым познакомился в Германии, когда наши дочери ходили в одну и ту же международную школу. Майкл, бывший торговый представитель Ирландии, жил в СССР в конце 1970-х и свободно говорил по-русски.
Когда я зажигал логотип Coca-Cola на Пушкинской площади, Майкл дрожал от холода на крыше здания, следя за тем, чтобы электричество работало и чтобы знак не упал на толпу, собравшуюся внизу.
Майкл жил на кирпичной даче в лесу, в 45 минут езды от Москвы. Как-то раз там останавливался Сталин. Во время одной из поездок на дачу я действительно начал понимать, что такое Россия. Вы — в густом березовом лесу. Снег только перестал идти, небо очистилось, и виднеются звезды. Луна, толстый покров снега, деревья, ночная тишина. Это было похоже на сцену из «Доктора Живаго», чей автор похоронен в двух километрах оттуда. Россия — суровая страна, непростая страна, но в то же время красивая. И тут вы начинаете понимать русскую душу, глубину ее чувств к земле.
Памела и Кара иногда сопровождали меня в поездках в Россию, им приглянулся рынок под открытым небом, где можно было очень дешево купить ковры и пледы с Кавказа искусной работы. Кара как-то купила два за $130 и тут же завернулась в один из них, чтобы укутаться от жгучего русского мороза.
Однажды мы с Майклом должны были отправиться в поездку на теплоходе с большой группой предпринимателей. Мы прибыли рано, Майкл предложил проехать пару километров по Ленинградскому шоссе и посетить коньячный завод, на котором разливали продукты Coca-Cola, пока строился наш московский завод. С разливочной линии как раз сходила первая партия Fanta. Заместитель генерального менеджера произнес тост, и мы пили Fanta, минеральную воду и коньяк, ели хлеб и русскую колбасу. Он пригласил нескольких начальников заводских служб. Все — женщины, это было распространено в прежнем Советском Союзе. Майкл выступал в роли переводчика, и мы несколько часов говорили о жизни в новой России. Я был настолько увлечен беседой, что мы пропустили поездку на теплоходе.
Одна из этих женщин уже ностальгировала по коммунизму, в основном из-за того, что при старой системе у нее все было хорошо.
«Куда мне отправить детей летом? — спрашивала она. — Раньше государство оплачивало отдых детей в лагере. Что же делать теперь? Мои дети гуляют на улице. И за свой отдых мне нужно платить самой. Квартплата выросла».
Более молодая сотрудница, напротив, ясно видела долгосрочные выгоды рыночных реформ и их потенциал. Распространенный в России конфликт, и часто границу между разными позициями проводил возраст. Это было проблемой даже для Coca-Cola: пожилые российские работники порой не могли или не хотели принимать новую систему.
Откровенная дискуссия на коньячном заводе стала одним из самых увлекательных вечеров в моей жизни. Увы, через шесть месяцев директор завода был застрелен мафией.
«Мафия потребовала от него выпускать коньяк нелегально, и он отказался, — вспоминал Майкл в интервью для этой книги. — Они сказали, что попросят еще раз, но в третий раз просить уже не будут. К несчастью, однажды утром он вышел из квартиры, но так и не добрался до своей машины».
В стрельбе на улицах Москвы, как я выяснил во время поездки с Дугом Ивестером на новый разливочный завод в Москве, не было ничего необычного. Дуг покинул гостиницу на полчаса раньше меня. Я уже выходил из номера, когда услышал на улице выстрелы. Водитель Coca-Cola получил пулю в перестрелке московской мафии и был серьезно ранен. Ивестер не попал под пули лишь потому, что вышел на тридцать минут раньше.
Чем больше времени я проводил в России, тем более тесные связи налаживал с ее правительством, бизнесом и культурой. Меня назначили членом Совета по международным делам, и каждые полгода мы встречались с премьер-министром и кабинетом. Членов Совета назначал премьер-министр, и в его состав входили большинство крупных международных компаний вроде British Petroleum и Mitsubishi, представленные своими CEO. Мы обсуждали такие вопросы, как налоги, суды и таможня. Именно там я наладил отношения со многими людьми и действительно начал понимать Россию. Затем я сменил Боба Стросса на посту председателя Американо-российского делового совета. Я никогда не был знатоком Китая, но становился знатоком России. Деловые связи вызывали к жизни и культурные связи. Меня включили в международный совет директоров петербургского Эрмитажа — одного из крупнейших и старейших музеев в мире, собрания, заложенного в 1764 году Екатериной Великой. Потрясающий бонус: я имел привилегию осматривать в запаснике музея произведения древности, которые редко выставлялись на публику. Поистине бесценные моменты.
Рост бизнеса Coca-Cola в России обеспечил забавные визиты в головной офис в Атланте. Мы быстро выяснили, что когда к нам едут русские боттлеры, нужно изъять из мини-баров в номерах все, кроме Coca- Cola и пива. Иначе русские опустошали эти мини-бары, увозя запасы домой в своих чемоданах, а счет за мини-бар зачастую превосходил счет за номер .
Крейг Кохон развлекал делегацию русских в Атланте в знаменитом клубе «Золото» с обнаженными танцовщицами. Затем он представил компании счет на несколько тысяч долларов. Нарушение корпоративных правил взбесило главу департамента внутреннего аудита. Он требовал, чтобы Крейга уволили. Но мы договорились, что Крейг оплатит счет из своего кармана. Крейг — ныне вице-председатель Cirque du Soleil — вставил квитанцию в рамочку, и до сих пор она висит на стене туалета в его доме.
Мэр Санкт-Петербурга Анатолий Собчак во время своего визита в Атланту купил нижнее белье с символикой Coca-Cola в сувенирном магазине компании. В типичной русской манере он, будучи на встрече, спустил брюки и гордо продемонстрировал новые трусы. Мы договорились построить в Санкт- Петербурге разливочный завод. Переговорами со стороны города руководил молодой человек со стальным взглядом по имени Владимир Путин, бывший сотрудник КГБ и глава городского комитета по внешним связям.
Вскоре Coca-Cola начала догонять Pepsi, а те, кажется, так и не поняли, что с ними произошло. «Они просто заснули», — говорил Майкл о наших конкурентах. Pepsi утратила свое былое преимущество 10:1, а к 1994 году Coca-Cola вырвалась вперед и сохраняет лидерство по сей день.
Coca-Cola помогла принести капитализм в Россию и Восточную Европу. Мы обнаружили, что граждане этих стран жаждут узнать, как работает успешная компания, понимая, что их прежнее образование основано на потерпевших крах теоретических концепциях.
В первые годы после падения Стены у маленьких иностранных компаний не хватало ресурсов и терпения, чтобы участвовать в этих преобразованиях. Coca-Cola была достаточно крупной, чтобы пойти на риск и проторить дорогу остальным. Капитализм стал фундаментом не только для нового бизнеса, но и для новых наций.
Я твердо убежден, что капитализм — самая мощная форма помощи бедным странам. Нам нужно задуматься, не стоит ли направить часть тех многомиллиардных сумм, что правительства выделяют для поддержки проектов развития бедных стран, на налоговые льготы, чтобы стимулировать инвестиции бизнеса в эти страны. Бизнес-инвестиции, как и проекты социального развития, дают мультипликативный эффект, обеспечивают возможность создания еще более крупных и прибыльных компаний, что в буквальном смысле освобождает людей из оков бедности.
Одновременно с быстрыми переменами в Восточной Европе рухнула еще одна стена. 11 февраля 1990 года Нельсона Манделу освободили из тюрьмы — он провел за решеткой 27 лет. Дни апартеида в ЮАР были сочтены.
Карл Уэйр, который к 1991 году работал со мной и стал заместителем президента группы, ответственным за Африку, организовал завтрак в Йоханнесбурге с тремя членами Африканского национального конгресса: Манделой, Табо Мбеки и Юсуфом Сурти. Я знал Юсуфа по Йоханнесбургу. При моем росте я нуждался в костюмах, сшитых на заказ, и Юсуф был моим портным. Но мы не знали, что этот очаровательный торговец также работает с АНК. В конце концов он оказался одним из ключевых