— Что сказали бы члены «Куорна» по этому поводу? Или, если на то пошло, «Пайтчли»?
— Они прислали бы мне телеграмму с пожеланиями удачи. Ты не понимаешь, что такое местные деревенские скачки. Это тебе не Эпсом и не Аскот. Здесь само собой разумеется, что вы прибегаете к разным маленьким хитростям. От вас этого просто-напросто ждут. Года два назад лошадь Джимми по кличке Пуна участвовала в скачках в Бридмуте, и накануне соревнований один наймит Кука подстерег жокея, заманил в кабак «Гусь и кузнечик» и напоил так, что на следующий день тот вышел на старт, жестоко страдая от похмелья, и хотел только одного: сидеть и плакать. Он пришел пятым, рыдая, и заснул прямо в седле. Разумеется, Джимми догадался, чьих рук дело, но промолчал. Никаких претензий и обид ни с той, ни с другой стороны. И лишь после того, как Джимми оштрафовал Кука за выпас свиней без разрешения, отношения стали напряженными.
Я выдвинул еще одно деликатное соображение:
— А что, если этого вашего агента поймают? Он сразу же выдаст вас, и ваша репутация в Мейден- Эгсфорде будет испорчена навеки.
— Никогда его не поймают. Он местный неуловимый герой-разбойник. А мою репутацию в Мейден- Эгсфорде ничто не сможет замарать. Я здесь слишком популярная личность с тех пор, как в прошлом году исполнила на деревенском празднике песенку «Все хорошенькие девушки любят моряка». Они у меня в проходах катались. Три раза бисировала, а кланялась столько, что в спину вступило.
— Избавьте меня от рассказов о ваших бесчинствах, — холодно произнес я.
— Я была в матросском костюме.
— Прошу вас, — простонал я в отвращении.
— Ты бы видел, какие отзывы напечатала газета «Бридмутский Аргус», и к ее восторженным оценкам присоединились «Сомерсетский фермер» и «Вестник Южного края». Ну, да у меня нет времени сидеть тут целый день и слушать твою болтовню. Эльза пригласила к чаю каких-то зануд и хочет, чтобы я составила ей компанию. Не давай скучать кошке, когда она появится. Думаю, что у нее вкусы богемные и, скорее всего, она предпочитает виски, но попробуй предложить ей молока.
С этими словами тетя удалилась за кулисы через дверь слева в глубине сцены, кипя энергией, как ни одна тетка на всем свете.
Вошел Дживс. Его руки были заняты.
— У нас теперь есть кошка, сэр, — объявил он. Я поднял на него безнадежно потухший взор.
— Значит, он ее принес.
— Да, сэр. Несколько минут назад.
— К задней двери?
— Да, сэр. Проявил должную сообразительность.
— Он здесь?
— Нет, сэр. Отправился в пивную «Гусь и кузнечик».
Я сразу перешел к делу. Не было времени ходить вокруг да около. Мне нужен был его совет, и притом немедленно.
— Как я понимаю, Дживс, — начал я, — появление кошки по этому адресу позволило вам, как говорится, сложить два и два, и вы поняли, что на большой дороге свершилось черное дело?
— Да, сэр. Я имел честь слышать миссис Траверс. У этой леди весьма зычный голос.
— Очень точно сказано. Думаю, когда она охотилась в юности, ее было слышно в нескольких окрестных графствах.
— Я готов в это поверить, сэр.
— Что ж, если вам все известно, нет нужды объяснять ситуацию. Теперь перед нами стоит проблема, куда податься.
— Сэр?
— Вы знаете, что я имею в виду. Я не могу просто сидеть… как это сказать, Дживс?
— Сложа руки, сэр?
— Вот именно. Я не могу просто сидеть сложа руки и не остановить эту авантюру. На карту поставлена честь Вустеров.
— Вам не в чем винить себя, сэр. Не вы украли кошку.
— Да, но это сделал один из членов моей семьи. Кстати, тетю Далию могут посадить в тюрьму, если ее виновность будет доказана?
— Затрудняюсь ответить, тут требуется консультация компетентного и авторитетного юриста. Но можно не сомневаться, что неприятного скандала не избежать.
— Вы хотите сказать, что ее имя станет притчей во языцех?
— Скорее всего так, сэр.
— С бедственными последствиями для пищеварения дяди Тома. Скверно, Дживс. Этого нельзя допустить. Вам известно, что с ним бывает даже после крохотного кусочка омара. Кошку надо вернуть Куку.
— Весьма благоразумное решение, сэр.
— Вы не взяли бы на себя труд сделать это?
— Нет, сэр.
— Это вполне отвечало бы феодальному духу.
— Несомненно, сэр.
— В средние века вассал поспешил бы исполнить такое поручение.
— Весьма вероятно, сэр.
— Это займет у вас десять минут. Можете поехать на машине.
— Сожалею, но я вынужден заявить nolle prosequi, сэр.
— Тогда я должен подумать, что делать. Оставьте меня, Дживс. Мне надо сосредоточиться.
— Очень хорошо, сэр. Не принести ли вам для бодрости виски с содовой?
— Rem acu tetigisti, — откликнулся я.
Оставшись один, я направил всю мощь вустеровского интеллекта на решение этой проблемы, но тщетно. Несмотря на все мои усилия, я не мог придумать, каким образом вернуть кошку на исходные позиции, избежав при этом встречи с папашей Куком и его арапником. Мне вовсе не хотелось услышать свист хлыста вокруг своих ног. Как ни храбры Вустеры, есть вещи, от которых они стараются держаться подальше.
Я все еще сидел, погруженный в размышления, когда снаружи раздался бодрый клич, и кровь застыла у меня в жилах — в комнату стремительно ворвался Планк.
Вряд ли надо объяснять, почему кровь застыла у меня в жилах. Даже слепому была бы очевидна вся щекотливость ситуации. С кошкой за стеной и лицом к лицу с Планком, я оказался в положении воришки, который стащил рубин магараджи и только-только припрятал краденное среди своих пожитков, как в дверях появляется ответственный сотрудник Скотланд-Ярда. И даже еще того хуже, потому что рубины, в отличие от кошек, не могут издавать звуки. Эта кошка во время нашего короткого знакомства произвела на меня впечатление существа молчаливого, ограничивающегося мурлыканьем, но разве можно поручиться, что в незнакомой обстановке, соскучившись по своему приятелю Потейто Чипу, она не замяукает? Одно- единственное «мяу», и я пропал.
Однажды по требованию тети Агаты мне пришлось повести ее отвратительного сына, юного Тоса, в «Олд-Вик» на пьесу под названием «Макбет». Тос все проспал, а мне понравилось. Особенно одна сцена, когда к Макбету на званый ужин является без приглашения окровавленный призрак одного парня по имени Банко, которого он недавно убил, и Макбет ужасно из-за этого расстроился. Вот и я при виде Планка ощутил такой же ужас, как Макбет в тот вечер. Я вытаращился на Планка, как вытаращился бы и сам Планк, если бы, ложась спать, обнаружил в складках своей пижамы скорпиона, тарантула или кто там еще у них водится в Африке.
Планк был оживлен и очень весел.
— Я пришел затем, чтобы сообщить вам, что ко мне возвращается память, — объявил он. — Очень скоро я вспомню нашу первую встречу во всех подробностях. Пока в голове еще туман, но сквозь него уже пробивается свет. Так часто бывает после малярии.
