корней импонировало весьма немногим.
Ведь с точки зрения вселенского содержания, коим православие царства наполняло, в определении Игнатия, понятие Российское, воины киевского князя Святослава оказываются у Римского–Корсакова «скифами, с болгары совокупившимися» против благочестивого царя Иоанна Цимисхия. Именно православный византийский император справедливо получает против них помощь Богородицы и св. Феодора Стратилата. Именно его благочестие «вражию сотое силу», а «нечестивые варвары» — родные наши барсы–дружинники — «преславною побеждены были победою» (С. 177).
Этот пример помогает понять, почему патриарху Иоакиму и основной массе книжников оказалась чуждой идея, будто Россия приобретает державность благодаря православию вместе с миссией объединить в своих пределах всех «христоименитых людей». Идея «Святого царства» прекрасна, когда она не отрывается от древлепреданной «Святой Руси» или, по А. М. Курбскому, «Святорусской земли». Для многознающих новгородских митрополичьих и московских патриарших летописцев, вроде Исидора Сназина или чудовского иеромонаха Боголепа Адамова (впоследствии епископа Великоустюжского и Тотемского), именно славянский род, Русская земля и ее исконные правители–самодержцы были самыми лучшими, самыми древними и, коли на то пошло, издавна самыми благочестивыми, по крайней мере не уступающими «грекам».
Согласно весьма популярной во второй половине XVII в. (особенно после использования ее в печатном «Синопсисе») «Повести о Мосохе», россияне напрямую вели свой род от внука праотца Ноя, седьмого сына Афета (Иафета). Сей могучий памятник славянского мифотворчества (в его создании принимали участие по крайней мере поляки и чехи) [314] среди родных осин приобрел яркую промосковскую ориентацию. По мнению отечественных авторов, Мосох (или Масхиния) Афетович породил славянский народ и заселил земли меж Днепра и Дона от Черного моря на север, с центром у реки, названной им по своему имени Москвой. Этот–то «един московский народ», распространяясь, произвел всех восточных славян, болгар на Дунае и Волге, ляхов на Висле и Одере, а также чехов и венгров, сербов и хорватов, далматов, даков и иллириков.
«Подобает, — гордо отмечали редакторы и переписчики повести, — славянского народа храбрость слышать, потом же мужеству их ревновать потреба и в бывшей храбрости их веселиться достойно». Примеры подвигов были налицо. «Храбрый славянский народ» под предводительством вождя Венета бился вместе с греками под Илионом. По разорении Трои добры молодцы заняли Иллирику и построили над Адриатическим морем град Венецию. Потом вновь разбрелись до самой Сарматии, однако и самые медлительные славяне, оставшись в Далмации и Дакии, были грозны соседям: взяли, между прочим, в плен юного македонского царя Филиппа, будущего отца Александра. Последний, даже на вершине завоеваний, «победитель и царь всего света именуясь», предпочел не воевать со славянами, но полюбовно разделить с ними Вселенную.
Не миновали древние славяне и Италии: «Римские области победили», а кое–кто и жить там остался. Одна беда — «по прошествии многих лет жены римские… язык свой в тонкую речь извратили, а ведь обычай детям более от матерей учиться, — философски замечает составитель повести, — нежели от отцов». Подобным манером и остальные славянские народы, потомки Мосоха, при контактах с аборигенами и соседями (например, чехи и ляхи — с немцами и латинянами) внесли множество изменений в язык, хотя «во всех них понемногу языка прирожденного держат». «Истинный же столп языка славянского, — утверждает повесть, — в Московской земле», где говорят на чистом языке предков, зафиксированном к тому же письменностью, заведенной Кириллом. Русь, испокон веков располагавшаяся меж Доном и Днепром от Дикого поля до озера Ильменя, в наибольшей степени сохранила и внешний облик древних предков.
Подвиги славян по Рождестве Христовом отражены, например, Тацитом, описавшим именно их поход на Италию при императоре Отгоне. Потом в 470 г. славянский князь Даницер явился с Дуная со многими славянскими воинами, взял Рим и правил в нем 14 лет, пока не потерпел поражение от готов и не погиб под Ровеной. Войско его, однако, смогло уйти и поселилось на Балтийском побережье между Вислой и Одером. Само общее название славяне служит напоминанием о древней славе однокоренных народов, говорится в повести, хотя «старейшее имя славянского народа — Московия», от общего предка, библейского героя Мосоха Афетовича.
Современные почитатели исторических легенд, вроде взятия казаками Трои или происхождения этрусков от русских, будут разочарованы тем, что их идеи не только не свежи, но вызывали сильные сомнения еще на рубеже 1680–х г., когда близкие к Иоакиму составители крупнейшего новгородского летописного свода критиковали автора «Синопсиса» за некритичное использование этих «баснословии витийских» [315]. Думаю, однако, что в самой глубине души летописцев из древнейшего русского города, не случайно именуемого Новым градом, особенно задел крайний москвоцентризм «Повести о Мосохе». Времена вечевой вольности ушли, и книжники искренне славили выросшее вокруг Москвы государство, однако писать о древнейших временах предпочитали по памятнику, начинавшему историю Руси с основания Славенска, «иже ныне суть Великий Новград».
Летописное отступление
«История еже о начале Руския земли и о создании Новаграда и откуду влечашеся род славянских князей» была весьма популярна во второй половине XVII в., в особенности у новгородских и московских патриарших летописцев. Среди последних сам Исидор Сназин блестяще обработал и пополнил ее текст из других источников, а главное — наложил легендарные события на хронологическую сетку всемирной истории и тем наилучшим образом прояснил смысл концепции своих предшественников. Удобнее и нам взять в руки сочинение Сназнна, как это делал более трехсот лет назад патриарх Иоаким, и постараться понять, какой представлялась архипастырю и его ближайшему окружению древнейшая история славян и Руси [316].
Прежде всего, центром мироздания является территория и народы России; многочисленные иноземные события и герои, даже библейские персонажи и православные святые, служат в основном хронологическим и событийным фоном истории «великой земли Российской, великого языка словенского» и государства Русского: самого древнего, а по сути единственного во Вселенной подлинно могучего, счастливого, богоизбранного и богохранимого, благочестивого и т. д. и т. п. Достаточно заглянуть в хронологию событий от Сотворения мира:
2242 г. Всемирный потоп.
2244 г. По благословению отца своего Ноя Афет (Иафет) наследует все западные и северные страны.
2373 г. Сын Афета Мосох, придя «с племенем своим от Вавилона» (по расчету — до Столпотворения), заселяет необозримые земли на север от Причерноморья и Приазовья народом «московитов от своего имени».
«По моле же времени» правнуки Афета Скиф и Казардан являются в Причерноморье с запада; их потомки образуют Великую Скифию и жестоко сражаются между собой «тесноты ради места». Словен и Рус, превосходящие всех скифских князей, потомков Ноя, «мудростью и храбростью», призывают подданных «оставить вражду нашу и нестроение, иже тесноты ради творятся в нас… Подвигнемся от земли сей и пойдем от рода сего… куда нас приведет счастие, и по благословению праотца нашего Афета» найдем себе жребии на широте «западного всего, и северного, и полунощного ветров!».
3099 г. «Словен и Рус с родами своими» двинулись в путь «по странам Вселенной, яко крылатые орлы»; после 14–летнего поиска они выбрали место у озера, что назвали именем сестры своей Ир–мер, и реки, нареченной в честь старшего сына Словена Волховом.
3113 г. «Великий князь Словен воставил град и назвал его по имени своему Словенск, — который ныне зовется Великий Новград… И от того времени новопришельцы скифы начали именоваться словяне». Они настроили городов, один из которых назван в честь брата Словена Русой, дали свои имена топонимам и гидронимам. Выбор места поселения определялся, конечно, колдовством, по части коего был особо силен
