но ради подтверждения истины, отражения лжи и ради посрамления несмысленных неких, или больше говоря развратников и мятежников, разглашающих и множащих той тетради лжесловие, и вам, киево– печерским монахам честным, приписывающих сей порок». Патриарх доходит до такой любезности, что приписывает издание «Выклада» иезуитам, коварно поставившим на книжечке выходные данные Киево– Печерской типографии. «Ибо как могли бы, сынами будучи православными и благочестия поборниками, монахи печерские противность такую матери своей Церкви восточной издать?!»
Что могли «восписать» в ответ украинцы? Ведь «тетрадь», присланная им с грамотой патриарха (как честно ответил Лазарь Баранович), — вовсе не схизматический подкоп, но «составлена мужем в житии святом свидетельствованном и премудром, почившем уже о Господе Феодосией Сафоновичем, игуменом златоглавного Михаила, киевским. Да и не едина она являет сие (мнение о пресуществлении), но и в многоразличных не с латинского, но с истинного греческого языка через богомудрых и… праведных сынов российских трудолюбиво на славянский язык переведенных и не в одной Киево–Печерской типографии, но и иных благочестно печатью изданных книгах то же единомыслие обретается».
И Димитрий Ростовский (1651—1709), и глубокий старец Лазарь Баранович с детства учились «от отцов наших» и по книгам, что пресуществление Святых даров происходит именно так, как сказано Сафоновичем в «Выкладе», и никакого сомнения об этом никогда не возникало. Однако все чувствовали, что подкоп под украинское духовенство глубок. Уже давний его завистник и неприятель, патриарх Иерусалимский Досифей, прислал в Москву греческое издание 1662 г. «Православного исповедания» митрополита Петра Могилы. Уже само это, переведенное на русский Евфимием Чудовским (1685 г.), исповедание великого просветителя, в честь коего именовалась Киево–Могилянская коллегия, подозревалось в еретичестве.
Писать в Москву украинцам было нечего. Они молчали более полугода. Иоаким то свирепел, то впадал «во многую скорбь и туту души». А тут еще Константинопольский патриарх Дионисий, видно прослышав об отношении коллеги к турецкой войне, прислал грамоту с укором за беспечность о греках, угнетаемых турками, в которой именовал адресата «экзархом всея России» (1688 г.). Оскорбленный Иоаким вынужден был упомянуть выступление великой российской армии к Крыму, прежде чем сурово заметить Дионисию, что имеет право на титул «патриарх Московский и всея России и всех северных стран» никак не меньшее, чем Восточные патриархи на свои титулы.
Ошибка в грамоте Дионисия, писал ему Иоаким, «если и от недоразумения случилась — у иных, брат, имеют место такие прегрешения, а не у патриархов, в особенности премудрых. А ежели с намерением сделано, так как дали вы благочестивым нашим царям обладание престолом митрополита Киевского, — то от него мы не столь пользы имеем, сколько даем, что требуют на всякий день, от них же соблазны и смущения получая… Свободно было им под властью престола Константинопольского… потому и прелюбодействовали… уча иудейские догмы, и книги различные напечатали странные весьма для чинов и обычаев московских… Всесвятейшество же твое и прочие святейшие патриархи, ни когда были под властью вашей об овцах Киевской епархии попечения не имели, ни ныне не имеете — и ответ дадите за это в день Судный. И тогда вам подобало печься о них, как именовавшихся овцах вселенского престола, и вы их оставили!»
Потому Иоаким и считал себя вправе, как мы упоминали в истории с Медведевым, попросту требовать от Дионисия, чтобы он, согласно присланным из Москвы образцам грамот, «писал и запрещал малороссам тяжко… да не имут в презрении духовную власть». Мерами дисциплинарного воздействия располагал и сам Иоаким. Например, патриарху давно было ведомо, что престарелый Лазарь Баранович по немощи вынужден рукополагать иереев и дьяконов «по два купно и по три на единой литургии». Иоаким выступил с обличением, и Лазарь был лишен сего послабления сравнительно с правилами.
От Варлаама Ясинского патриарх потребовал, чтобы книги, издаваемые Киево–Печерской типографией, реально представлялись в Москву на рассмотрение, «чтобы новость какая не обрелась в них». Напрасно вольные типографы полагали, что будут печатать книги по–прежнему, лишь обозначая благословение патриарха на титульном листе. В новой грамоте к митрополиту Гедеону и архимандриту Варлааму, требуя незамедлительно прислать уверения в покорности относительно проблемы пресуществления, Иоаким заметил: «Вы ныне… под благословением нашим издали книгу, называемую Венец Христов, ее же не только не благословили и не видели, но прежде нашего началопастырского осмотрения». Разумеется, такую книгу патриарх «печатати запретихом».
Оставшись с готовым тиражом запрещенной книги, печерская братия призадумалась. Между тем Иоаким в том же 1688 г. продемонстрировал, что речь не идет об исключении: никакой свободы печати в его ставропигии больше не будет. Главным поводом стало благочестивое намерение игумена Батуринского монастыря Димитрия Туптало (известного в истории Церкви как св. Димитрий Ростовский) составить новые Минеи четьи — капитальный свод житии святых (со словами, псалмами, молитвами, канонами и проч.) в порядке празднования их памяти по церковному календарю.
Начав в 1684 г. свой фундаментальный труд (ставший в этом жанре наиболее почитаемым в русском православии), Димитрий вскоре остро осознал необходимость использования Великих Миней четьих (ВМЧ) митрополита Московского и всея Руси Макария. Так и не изданные с XVI в., Великие Минеи, вобравшие в себя, по замыслу Макария, «все книги чтомые, которые в Русской земле обретаются'', хранились в Кремлевском Успенском соборе, царской книгохранительнице (ныне оба комплекта — в Синодальном собрании Государственного исторического музея) [464] и новгородском Софийском соборе [465]. С этим бесценным сокровищем церковной литературы (каждый фолиант большого формата содержал более 1500 листов) патриарх обращался бережно, но читателям и даже видным писателям оно оставалось недоступным. Евфимий Чудовский, составлявший по поручению Иоакима оглавление Великих Миней, в целой книге не смог вкратце дать полное представление об их содержании [466].
Испросить у патриарха ВМЧ «великой кафедральной церкви» для святого труда Димитрия взялись гетман Самойлович и Варлаам Ясинский. Сомнительно, чтобы Иоаким рискнул перевозить свое сокровище на Украину, но после смерти царя Федора он мог распоряжаться царским экземпляром Миней, хранившимся «Приказа книг печатного дела в книгохранительной палате» — попросту говоря, в библиотеке Печатного двора, вполне доступной для приближенных патриарха (и, к сожалению, не только для них) [467].
Видимо, эти драгоценные тома (изготовленные с прибавлениями для Ивана Грозного в 1553 г.) и были вручены Варлааму Ясинскому со строгим наказом, переписав их, прислать в Москву оригиналы и списки. Последние, заметил патриарх, были необходимы, чтобы «нам то ваше преписание в царствующем граде Москве, соборно свидетельствовав, исправить, если где что достойное исправления обретется. И тогда по рассмотрению и суждению соборному дать вам и благословение, чтобы типографским тиснением издали».
Складывается впечатление, что Иоаким не понял, зачем в действительности понадобились украинцам ВМЧ, если вообще способен был заподозрить, что великий труд Макария можно использовать как источник в творческой работе над новыми Минеями, а не образец для буквального копирования. Между тем св. Димитрий к марту 1688 г. успел «написать шесть месяцев житий святых» (половину томов)! Архимандрит и соборные старцы Киево–Печерского монастыря, бравшего на себя изрядные типографские расходы, по старинке лично рассмотрели и одобрили к печати это капитальное издание.
Первый том новых Миней (за сентябрь—ноябрь) вышел в 1689 г. К сожалению, еще 15 марта 1688 г. св. Димитрий поспешил порадовать Иоакима письмом о завершении немалой части своего труда и рекомендации его к изданию [468]. Патриарх бурно отреагировал на пренебрежение его правом благословения изданий. Первым делом он потребовал в грамотах митрополиту Гедеону и Варлааму Ясинскому немедленно вернуть ВМЧ, что и было исполнено несмотря на острую необходимость макарьевских Миней для продолжения работы Димитрия [469]. Тот направил Иоакиму письмо с прошением благословить издание, однако было уже поздно.
Патриаршая грамота сурово выговаривала Варлааму за непослушание власти. «Мы вам, — писал Иоаким в 1689 г., — как искренним сынам поверили. Книги вам дав, ожидали от вас долгое время преписания вашего на прочтение и суждение. Ваше преподобие сотворило не по своему обещанию, пренебрегло нашим пастырским повелением. Списав книги, сами издаете без досмотра и благословения нашего архипастырского — и это ваша великая неправда! Второе — добавили некие слова, Церкви святой
