— Опаздывал каждый день, все путал, вечно где-то шлялся… А, что? Богат? Не смешите меня!
— У него же замок в Арденнах.
— Давно продал. Женился, правда, на американке, но они давно разошлись. Богат! Ха-ха!
— Та-ак… — промолвила Кейт с той суровой радостью, с какой произносят «Я же вам говорила»; и тут появился маркиз, рассыпаясь в извинениях.
— Мой дорогой, — сокрушался он. — Что вы обо мне подумаете?
Месье де ла Урмери лаконично заметил, что не скрывал своего мнения.
— Только что вспомнил, — продолжал маркиз, — я оставил вашего Киболя дома, в Париже. Он в верхнем левом ящике комода, под носовыми платками. Консьерж вас пустит, скажите, что от меня. Искренне советую дать ему несколько франков.
Месье де ла Урмери постоял, выражая взглядом, что слов у него нет, потом повернулся и ушел. Маркиз взялся было за шампанское, когда женский голос сухо произнес:
— Хотела бы с вами поговорить.
Подняв глаза, он увидел Кейт. Губы у нее сомкнулись в тонкую черточку, взор сверкал, и она напомнила ему одну из прапрабабушек XVIII века, третью слева, если считать от входа, которая с самого детства нагоняла на него страх и трепет.
Джеф боролся с трудным пассажем и, увидев маркиза, позавидовал сиротам — они, в конце концов, хоть работать могут! Однако сыном он был хорошим и мысли свои скрыл.
— Привет, — благодушно сказал он. — Что ты ходишь туда-сюда?
Тут он заметил, что отец на себя не похож, зато похож на человека, которого ударили в самое слабое место.
— Что случилось? — забеспокоился Джеф. — Кредитора встретил?
— Жефф, — отвечал маркиз, — я весь дрожу. Какой кошмар! Мисс Трент…
Джеф побледнел.
— Ей плохо? Ее кто-то обидел? Маркиз удивился.
— Кто ее может обидеть? А плохо ли ей… Пожалуй, нет. С виду — в полном порядке.
— Что же ты меня пугаешь? Я думал, ее сбила машина или…
— Машина! Есть вещи похуже, — Маркиз сердобольно помолчал и все же решил нанести удар сразу: — Я говорил с ее сестрицей. Она узнала, что мы бедны. Но это не все! У мисс Трент тоже нет денег.
— Что?!
— Денег нет, — пояснил маркиз. — Они втроем владеют фермой, разводят кур. Собственно, это и не ферма, а так, ерунда какая-то.
— Почему же она живет в таком отеле?
— Насколько я понял, она получила небольшое наследство и решила его потратить. Ну, это понятно, — одобрил маркиз, который, будь он девицей, сделал бы то же самое. — Надеется поймать богача. Какое счастье, что я все узнал, пока ты не натворил глупостей! Я не набожен, но иногда кажется, что… как бы это выразиться? Что кто-то меня
Он замолчал, услышав крик, а там — и увидев, что сын его буквально сияет. Если бы Клаттербак сообщил Джефу, что издаст роман как можно скорее, он вряд ли сиял бы ярче.
— Слава Тебе, Господи! — воскликнул граф. — Ой, какое счастье! Тогда все в порядке. Если она…
Маркиз задрожал.
— Ты что, хочешь на ней жениться?
— Конечно! Сейчас напишу ей, приглашу завтра пообедать. Когда подадут кофе, а лакей уйдет, я… ну, я знаю, что сделаю.
— Мой дорогой! — взмолился маркиз. — Одумайся!
Джеф удивился.
— Ты чем-то недоволен?
— Еще бы! Жениться на нищей… Нет, ты не можешь!
— Могу, могу. Чего ты скачешь? Смотри, как удачно: у нее ничего нет, и у меня ничего нет. Ты подумай, мы всему будем радоваться. Купили шляпу — праздник. Богатые и не знают таких…
— Кроме того, — перебил его маркиз, — они не живут под крышей, в тесной каморке. Шесть пролетов лестницы…
— Красота! — вскричал Джеф. — Пришел в мансарду, зажег свечу у кровати и воображаешь, что ты в Версале. Балдахины там, купидоны… Да, это жизнь!
— О, Господи! — простонал маркиз.
— Ты заметил, — продолжал Джеф, — как у нее вздернут носик? А на нем — две веснушки. Представляешь, какое блаженство, когда можешь на них смотреть в любое время?
— А ты представляешь, — отвечал маркиз, — что она скажет, когда узнает, что у тебя нет денег?
— Обрадуется, я думаю.
— Ну, нет. Я бы на ее месте тут же забыл о тебе и вышел за Карпентера.
— То — ты, а то — она! Карпентер, еще чего! В жизни она за него не выйдет. Это ангел, а не девушка.
— Послушай, Жефф…
— Не буду. И вообще, я хочу побыть один. Тут фраза не дается.
Маркиз, который и так не отличался прытью, буквально выполз в вестибюль. Романтические бредни глубоко его оскорбляли. С трудом одолев лестницу, он направился к бару, красе «Сплендида», и, поставив изящную ногу на медную перекладину, попросил Филиппа, прежде служившего в Париже, смешать ему что- нибудь такое, особенное.
Примерно через четверть часа освежившийся маркиз, еще нетвердо ступая, вышел из бара и встретил в вестибюле возвращавшуюся с пляжа Терри.
Посмотрел он на нее искоса. Она ему нравилась, очень нравилась, но, честно говоря, она же его надула! Нельзя, в конце концов, так выглядеть и так блистать, если ты разводишь кур на Лонг-Айленде. Это нечестно, думал он, и непорядочно.
Однако ни его манеры, ни голос не выдавали, как глубоко он ранен и как разочаровался в американках. Поцеловав ей руку с обычной своей галантностью, маркиз заверил ее в том, что бесконечно рад предстоящей встрече в ресторане.
— Миссис Пеглер, — сказал он, — сообщила мне, что вы приняли приглашение.
— Да, — отвечала Терри, — и с большим удовольствием. Занятно ужинать на природе. Это ведь хороший ресторан?
— Говорят, очень хороший.
— А кто там будет?
— Насколько я понял, двое друзей миссис Пеглер.
— И ваш сын?
— Нет. У Жеффа какая-то встреча.
— Да? — сказала Терри, стараясь скрыть досаду. — Наверное, с Фредди Карпентером.
— Нет, Фредди остается здесь. Они идут в концерт с мисс Тодд.
— Ну, ничего. Зато вы там будете.
— Да,
— А что еще нужно? — воскликнула Терри и, лучезарно улыбнувшись, пошла по лестнице наверх, в свой номер.
Когда она туда пришла, сестры еще не было, и этому она обрадовалась. Ей хотелось побыть одной, чтобы обдумать серьезнейшую проблему — почему Джеф так странно себя ведет.
Ну, посудите сами. Если они оставались вдвоем, что бывало исключительно редко, он был очень вежлив, можно сказать — подчеркнуто учтив, но как-то сдержан, что ли. Ни словом, ни жестом, ни улыбкой он не намекал на то, что все-таки было, как будто величайшее мгновение ее жизни для него — какой-то
