Тем не менее, несомненно, что и тот прогрессивный подбор, который совершается в психике за порогом сознания, должен обладать обычными тенденциями, такими же в смысле их
Перед нами две противоположные группы процессов подбора: с одной стороны — в сознании — более интенсивные и неравномерные, простирающиеся каждый раз лишь на малую часть психической системы; с другой — вне сознания — длительные и несравненно более равномерные, охватывающие систему в целом, но в то же время и соответственно менее интенсивные. Если в общей сумме те и другие представляют одинаковую величину энергии, одни со знаком плюс, другие — минус, то будут ли одинаково значительны, глубоки и прочны обусловленные теми и другими структурные изменения? Легко показать, что нет. Для слабых процессов подбора с малым напряжением энергии системные сопротивления окажутся относительно гораздо более велики, а значит, производимые изменения более незначительны, менее глубоки. Остающиеся результаты подбора, таким образом, будут далеко не равны. Соотношение здесь совершенно то же, как если бы на одно и то же тело мы подействовали в одном случае большим количеством слабых ударов, распределенных притом на всю его поверхность, в другом — малым количеством, но соответственно более сильных ударов, падающих неравномерно. Понятно, что во втором случае следы останутся более значительные и глубокие.
Так же и в области собственно гедонического подбора: чем он интенсивнее, тем относительно сильнее влияет на строение и развитие психики. Известно, что иногда одна-две очень острые, хотя и кратковременные, эмоции, например смертельный страх и радость неожиданного спасения, порождают целый переворот в характере человека, переворот, какого не могли бы вызвать тысячи более слабых, обыденных эмоций.
Мы не будем продолжать собственно психологического исследования, например рассматривать типы строения, основанные на равновесии обеих фаз гедонического подбора, на общем усилении или ослаблении их обеих и т. п. Это я отчасти выполнил в специальной работе [68]. Здесь же нас занимает
Дальнейшее применение того же метода неизбежно должно преобразовать целый ряд отраслей практической и идейной работы в сторону большей планомерности. Люди всегда бессознательно пользовались гедоническим подбором для своих целей: в педагогике — принцип награды и наказания, в политике — приемы привлечения приятными перспективами и запугивания неприятными и т. п. Более того, всякое воздействие одного человека на другого с задачей приспособить этого другого к своим целям опирается на те же методы: стараются вызвать посредством подходящих образов и идей гедонический подбор в желательном направлении. Но во всей этой практике господствует ненаучный эмпиризм; опыт каждого остается индивидуальным, не подвергается обобщающей обработке и не передается или почти не передается прочим людям. Даже самые элементарные тектологические концепции, какова и схема прогрессивного подбора, многое изменят в этом положении вещей.
Стоит только представить себе, например, нынешний педагогический произвол школы и семьи в применении принципов награды — наказания и те, часто самые неожиданные для воспитателей результаты, к которым он приводит. Критика системы наказаний за проступки с моральной точки зрения никого еще не могла убедить; между тем научная констатация того факта, что отрицательный подбор, вызываемый болью наказания, действует отнюдь не только на психический комплекс, подлежащий искоренению, но и на все ему сопутствующие в поле сознания, дает уже возможность ожидать множественных эффектов от этого педагогического приема и показать чрезвычайно ограниченную его целесообразность, а вместе с тем и неэкономичность, и полную ненадежность. Подобных примеров можно было бы привести бесчисленное множество.
Методы тектологии не заменят, разумеется, конкретного практического опыта и знания; но всюду, где этот опыт и это знание имеют характер случайный, индивидуально-разрозненный, бессистемный, тектология укажет путь к преодолению такого их характера, общие формы, в которых они могут и должны быть введены в сокровищницу науки — в коллективную организацию опыта и знания.
В следующих иллюстрациях у нас идут рядом удачные и неудачные и сомнительные теоретические применения схемы подбора, возникавшие в разное время в науке. По этому поводу мы напомним следующие, по частям в разных местах уже высказанные соображения.
Для тектологии всякая человеческая деятельность является по существу организационной или дезорганизационной; следовательно, всякая деятельность
Вот почему для принципа подбора, как равно и для других формул тектологии, мы можем брать примеры троякого рода:
во-первых, заведомо верные, т. е. такие, где результаты применения организационной схемы были подтверждены жизнью и опытом; во-вторых, заведомо неверные, т. е. уже опровергнутые построения и попытки; в-третьих, только еще подлежащие проверке, т. е. чужие или свои построения теоретического или практического характера, еще не подтвержденные и не опровергнутые окончательно.
Родство теории Дарвина об естественном подборе, возникающем из борьбы за существование в природе, с доктриной Мальтуса о социальной борьбе за жизнь общеизвестно. В смутной форме (отчасти благодаря своей богословской подкладке) учение Мальтуса заключает также идею подбора: признание «справедливости» гибели тех, кому не хватает «места на пиру природы» (выражение Мальтуса), есть по существу признание гибнущих худшими, наименее жизнеспособными, такими, которым «не следовало являться в мир». Принцип Дарвина рассматривается теперь как приобретенная научная истина, хотя бы и неполная; взгляды же Мальтуса, по-видимому, приходится отвергнуть, и притом не в смысле простого несовершенства их формы, а в смысле их коренной ошибочности. В чем причина различной судьбы столь родственных друг другу построений?
В теории Дарвина объектом подбора являются живые организмы; фактором — их природная среда; основой подбора — их жизнеспособность по отношению к этой среде. Если бы какая?нибудь из этих трех частей схемы была определена неправильно, в силу ли ошибочных наблюдений или в силу неудачного предположения, то вся теория оказалась бы неверной, как бы строго и точно ни было все применение схемы. Но этого не случилось; наблюдения были объективны; гипотезы, их дополняющие, опирались на широкий материал опыта и были подтверждены его развитием. Так ли было с теорией Мальтуса?
В ней объект подбора — человеческие личности или, скорее, индивидуальные хозяйства; взять этот, а не иной объект, разумеется, вполне законно и зависит от самой задачи исследователя. Фактор подбора, по Мальтусу, внешняя природа. Именно он полагает, что число членов общества ограничивается тем количеством жизненных средств, которые природа позволяет людям из нее извлечь: известная схема геометрической прогрессии размножения и арифметической — возрастания продуктов земли. Здесь уже