— Если не ошибаюсь, он должен внести пятьсот фунтов?
— Именно, пятьсот.
— Сейчас выпишу чек. Пойду и выпишу. А завтра, прямо с утра, везите его в Лондон. Да, он — не в себе. Большое спасибо, что предупредили!
— Не за что, Кармоди, — ответил любезный Ронни. — Рад служить. Да, именно рад.
Джон снова углубился в работу и удивился, мало того — расстроился, завидев Хьюго.
— Господи! — вскричал он, — Что случилось?
— Ударился о дерево, — отвечал кузен с законной гордостью пострадавшего. — У тебя нет пластыря?
Тот, кто наложил шесть швов на корову, знает, что делать. Джон мгновенно предъявил воду, вату и йод, прибавив для веса сочувствия. Естественное любопытство он выразил после операции.
— Так что случилось?
— Ну, сперва я увидел, как этот Твист лезет в окно.
— Твист?
— Он самый. Из «Курса».
— Доктор Твист лез к нам в окно?
— Да. Собирался нас ограбить.
— А ты что?
— Заставил его делать гимнастику. Но он ухитрился выскочить, и мы с Эмили за ним погнались. Увидев, что он в кустах, я туда кинулся, но это был Ронни.
Джон не стал спрашивать дальше. Этот несообразный рассказ явно показывал, что Хьюго если не безумен, то близок к безумию. Сейчас ему нужен отдых.
— Пойди-ка ты ляг, — сказал Джон. — Вроде я все хорошо заклеил, но покажись завтра врачу.
— Кому, Твисту?
— Нет, не Твисту, — мягко отвечал любящий брат. — Доктору Бей ну, тут, у нас.
— С этим Твистом надо что-то делать, — не унимался Хьюго.
— Я бы на твоем месте о нем забыл. Выбросил из головы.
— Что ж мы, будем тихо сидеть, пока нас грабят всякие гады?
— Главное, не волнуйся. Пойди поспи.
Хьюго поднял брови, но быстро опустил, это оказалось слишком больно. Он просто посмотрел на Джона с холодным удивлением.
— Да? — проверил он. — Ну, что же… Пип-пип!
— Спокойной ночи.
— Привет твоей Альфе и маленьким сепараторам.
— Спасибо.
Джон проводил кузена до ворот и глядя, как он движется к дому, был доволен, что все обошлось. Когда он стал набивать трубку, из-за угла показалась Эмили, очень возбужденная.
— Ах, красота! — сказала собачка. — Какая ночь! Воры так и шастают, люди ударяются о деревья, жизнь кипит. Однако, разреши тебе сказать, твой Хьюго никуда не годится. Надломленная трость.[92] Если б ты его видел…
— Угомонись, — сказал Джон, — и ложись в корзинку.
— Ладно, — согласилась Эмили. — Ты скоро придешь? Она побежала наверх, мечтая об удобном ложе после таких треволнений. Джон раскурил трубку и стал думать. Обычно, куря последнюю трубку, он думал о Пэт, но сейчас мысли его занимало повествование Хьюго.
Сам он Твиста не видел, но знал, что тот владеет процветающей лечебницей. Мысль о том, что такой человек придет в усадьбу, чтобы ее ограбить, была уж очень странной. И как это придет в голову? Почему именно Твист? Почему не викарий или аптекарь?
Джон услышал шаги и понял, что вернулся предмет его размышлений. Лицо у него было удивленное, в руках он держал бумажку.
— Джон, — сказал Хьюго, — посмотри, это чек или нет?
— Чек.
— Пятьсот фунтов на мое имя с дядиной подписью?
— Да.
— Есть на свете Дед Мороз! — благоговейно проговорил Хьюго. — Нет, ты подумай, вхожу я в дом, а дядя зовет меня к себе и дает чек. Езжай, говорит, в Лондон с твоим Ронни, прямо с утра. Посмотри там насчет клуба. Помнишь, мы хотим открыть клуб, рядом с Бонд-стрит? Неужели я тебе не сказал? Ну, в общем, хотим открыть, и я должен внести пятьсот фунтов. Кстати, дядя просит, чтобы и ты поехал в Лондон.
— Я? Это зачем?
— Вроде бы, насчет страховки. Увеличить ее, что ли. Он объяснит. Нет, ты подумай! Дядя Лестер швыряется деньгами. Значит, я был прав, когда говорил Пэт…
— Ты ее видел?
— Да, встретил утром на мосту. И говорю ей…
— Она — э-э… про меня не спрашивала?
— Нет.
— Нет?
— Ну, не помню. Я о тебе упомянул, но вроде бы не спрашивала. — Хьюго положил руку ему на плечо. — Брось, Джонни! Забудь ее. Держись этой самой Долли. По-моему, ты ей нравишься. Что-то я такое вчера заметил, как-то она так смотрит… Застенчиво, что ли. Понимаешь, ты слишком тихий. Ты себя недооцениваешь. Помни, жениться может каждый, если приналяжет. Возьмем Бессемера. Истинный страхолюд, ноги — вот таки-ие, лицо — вроде ореха. И что же? Кто-то клюнул. Словом, не теряй надежды. Да по сравнению с ним ты вполне ничего! Одни уши…
— Спокойной ночи, — сказал Джон.
Он набил трубку и повернулся к лестнице, по мнению Хьюго — как-то резко.
Старший сержант браво взошел на второй этаж и постучался. За дверью кто-то чихнул, потом спросил:
— Это Фладдери?
Шимп, обложенный подушками, сидел на диване. Лицо у него горело; взгляд из-под распухших век испугал бы более тонкого человека. В конце концов, сержант был верзилой с широкой лоснящейся физиономией. Легко ли на это смотреть, когда тебе худо? Мало того, Шимп знал, что голос у него зычный и пронзительный, словно раскаленная пуля. Таких сержантов можно вынести только при хорошем здоровье.
— Что дадо? — мрачно спросил медик.
Фланнери глядел на него с той обидной снисходительностью, с какой здоровые глядят на больных. При этом он крутил ус До его появления Шимп высоко ценил свои усики, но один взгляд на соперника пришиб его начисто. Усы у сержанта были светлые, пушистые, загнутые вверх, в общем — такие, каких в миру не добьешься. Лелей свою поросль, ухаживай за ней, гордись ею, но настоящими усами, в высшем смысле слова, она не станет, если ты не в армии.
— От это да! — сказал сержант. — Простуду какую схватили!
Словно подтверждая это наблюдение, Шимп снова чихнул.
— Надо чего-нибудь сделать, — предложил сержант тем голосом, каким обычно командовал: «Справа налево — рас-считайсь!»
— Я делаю, — отвечал Шимп, дыша паром из кувшина.
— Не-ет, тут не пар нужен, — возразил ассистент. — Как говорится, смотри в корень. Все от брюха, да. Брюхо подлечите…
— Что ваб дуждо?
— Одни говорят, хинин, другие там — камфара или корица, а я вам скажу, одуванчики и хмель. Отвар.
