Моллой осторожно подковылял к креслу, судорожно схватился за ручку и с трудом сел. Коснувшись сиденья, он жалобно вскрикнул. Потом откинулся на спинку и мгновенно уснул.
Шимп смотрел на него с испепеляющей ненавистью. Мало того, думал он, что у этого гада хватило наглости приехать в «Курс», он еще принял кабинет за спальню! Ухватив бывшего друга за относительно густые волосы, медик дернул их несколько раз.
Это помогло. Мыльный выпрямился в кресле.
— А? — произнес он, моргая. — Что?
— В каком смысле?
— Где я?
— Сейчас скажу.
— О! — воскликнул Моллой, придя в сознание и снова откинулся на мягкую спинку. Разговоры разговорами, но для того, кто проехал двадцать миль на истинном рыдване, удобства важнее.
— Худо мне… — выговорил он.
Казалось бы, естественно, но бывший партнер вскипел еще больше и несколько секунд не мог найти адекватных выражений, если не учитывать бульканья.
— Да, — продолжил Моллой, — худо. Ну и велик! Особенно икры болят. И вон там, в подъеме. Хотел бы я, Шимпи, получить по доллару за каждый синяк.
— А мне что, не худо? — осведомился Твист.
— Хоть пятьдесят центов, — продолжал Моллой, — за каждый синяк, от ступней и выше.
— Если б у тебя так трещала башка…
— Трещит, — успокоил его Мыльный. — Солнце напекло. Прямо чуть все не бросил! Если б я знал, что…
— А мне-то, мне каково! — заорал Твист, трясясь от жалости к себе. — Что твоя жена натворила, а? Деловому партнеру! Накапать сонных капель… Да что же это такое?!
Моллой обдумал этот вопрос.
— Она у меня порывистая.
— И еще лилию в руку сунула!
— Такая, знаешь, забавница. Молодость, молодость…
— Я тебе покажу молодость! Да как…
Мистер Моллой решил, что пришла пора назиданий.
— Сам виноват, Шимпи. Все корысть, все жадность. Не запросил бы шестьдесят пять процентов, ничего бы не было. Может порывистая натура это стерпеть? Не может. Ты лучше послушай, зачем я приехал. Согласен поделить по совести — треть на человека — скажу хорошую вещь, плясать будешь.
— Плясать я буду только в том случае, если ты свернешь шею.
Моллой был неприятно поражен.
— Ну что это ты, Шимпи! Как можно!
Мистер Твист поинтересовался, не ждет ли мистер Моллой, что при сложившихся обстоятельствах он, то есть Твист, его поцелует. Мистер Моллой этого не ждал; не ждал он и грубости. Грубость, надо сказать, к добру не приводит, равно как и жестокость.
— Если бы у тебя, Шимпи, так болела голова, — с упреком прибавил он, — ты бы знал, как горько, когда старый друг обижает.
Твисту пришлось немного побороться с непроизвольным бульканьем.
— Голова? — переспросил он. — С чего бы это? Вот у меня и впрямь болит.
— Ну, что ты, Шимпи!
— Хочешь убедится, выпей этих капель. Мистер Моллой разумно уклонился от спора.
— Так вот, я тебе скажу, зачем приехал. Этот субъект нас обштопал.
— Какой субъект?
— Лестер Кармоди. Подозревал с самого начала.
— Что!
— Да уж то. Сам слышал. Знаешь, что он натворил? Забрал сумку из шкафа и послал шофера отвезти ее в камеру хранения.
— Что!
— То.
— М-да… — впечатлился мистер Твист. — Однако… Значит, она не у тебя?
— Нет, не у меня.
Мистер Твист не надеялся испытать радость ни в тот день, ни позже; но что-то похожее испытал. Тем самым, он засмеялся, а там — взвыл от боли.
— Вот и доигрались, — наставительно сказал он, когда перестал сжимать голову обеими руками. — Положеньице-то не лучше моего.
— Нам обоим плохо, Шимпи. Надо действовать вместе и как можно быстрее.
— Как это, действовать?
— Сейчас скажу. Этот шофер привез квитанцию…
— …и дал старикану, да?
— А вот и нет! Племянничку. Молодому Кэрролу. Потрясенный Шимп воззрился на Моллоя.
— Кэррол? Это который там, наверху?
— Он наверху?
— А то! Заперт, и окна с решетками. Ты уверен про квитанцию?
— Еще как! Идем и берем.
— И все?
— Все.
— А как, — спросил Шимп, — мы ее возьмем?
Мистер Моллой ответил не сразу. Он сам размышлял об этом, крутя педали, и в конце концов понадеялся на острый разум Шимпа.
— Я думал, — признался он, наконец, — тебе что-нибудь придет в голову.
— Да? Мне?
— Ты такой умный, — сказал Моллой. — В чем в чем, а в этом тебе никто не отказывает. Что-нибудь ты измыслишь.
— Да? А ты пока что отдохнешь? И за все, про все…
— Ну, Шимпи!
— … какую-то жалкую треть? Вот что я скажу… Мистер Моллой чуть не заплакал.
— Ох, не будем заводиться! Договорились, и ладно. Такое, знаешь, джентльменское соглашение.
— Да? Спустись с неба, птиц распугаешь. Семьдесят процентов мне, а то работать не буду.
— Семьдесят!
— Пожалуйста, дам совет. Иди туда сам, побеседуй. Если он чувствует то, что я после этих капель, он тебе очень обрадуется. Ну, оторвет голову, ну, выбросит из окна — чего там, все одно умирать.
Мистер Моллой, и раньше не слишком сообразительный, после своей поездки совсем лишился сметливости. Вот если бы тут была жена, она бы мигом подкинула идей, и самых отборных.
— Нельзя ж его вечно там держать, — печально вымолвил он.
— И не нужно, если ты согласен на тридцать процентов.
— У тебя что, есть план?
— Как не быть!
Моллой пригорюнился. Он знал: когда Шимп поделится планом, он сразу увидит, что тот буквально лежал под рукой, бери — не хочу.
— Ну, как? — поторопил медик. — Тридцать — лучше, чем ноль. И не говори, что сам так думал!
Мистер Моллой сделал последние усилия. Он был мастером своего дела — продавал фантомные акции несуществующих нефтяных компаний — но
— Хорошо, Шимпи, — сказал он, покорно вздохнув.
— Значит, мне — семьдесят, вам — тридцать?
