существенной детали её плана — моем согласии. У женщин так развита интуиция.
Оглядываясь назад, я могу установить точно момент, после которого вся эта безумная авантюра, в какую я ввязался, перестала быть больным сновидением, от которого я смутно надеялся очнуться, и приняла форму ближайшего будущего. Этот момент — наша встреча с Арнольдом Эбни в клубе.
До тех пор вся затея представлялась мне чисто иллюзорной. Я узнал от Синтии, что Огдена скоро отправят в частную приготовительную школу. Я должен проникнуть туда и, улучив момент, выкрасть мальчишку. Но мне казалось, что помехи на пути этого ясного плана непреодолимы. Во-первых, как мы узнаем, какую из миллиона частных школ Англии выберет мистер Форд или мистер Мэнник? Во-вторых, интрига, с помощью которой предполагалось, что я триумфально внедрюсь в школу, когда (или если) мы найдем её, представлялась мне совершенно невероятной. Я должен буду выступить, наставляла меня Синтия, в роли молодого человека с деньгами, желающего выучиться делу, чтобы организовать такую школу самому. Возражение было одно — я абсолютно ничего подобного не желал. У меня и внешность совсем не та, не похож я на человека с такими замыслами. Всё это я изложил Синтии.
— Меня за один день разоблачат, — убеждал я. — Человек, который желает открыть школу, должен быть… ну, башковитым. Я же ничего не знаю.
— Вы кончили университет.
— Н-да, кончил. Только все забыл.
— Неважно. У вас есть деньги. Любой, у кого есть деньги, может открыть школу. Никто не удивится.
Это показалось мне чудовищным поклепом на нашу образовательную систему, но по размышлении я признал правоту Синтии. Владелец частной школы, если он человек богатый, не должен преподавать, так же как импресарио не должен писать пьесы.
— Ладно, это пока что оставим, — сказал я. — Но вот настоящая проблема. Как вы намереваетесь узнать, какую школу выбрал Форд?
— Да я уже выяснила, вернее, выяснила Неста. Она наняла частного сыщика. Всё оказалось очень просто. Огдена посылают к некоему мистеру Эбни. Название школы — «Сэнстед Хаус». Это где-то в Хэмпшире. Совсем небольшая школа, но там полно маленьких графчиков, герцогинят и тому подобное. Младший брат лорда Маунтри Огастес Бэкфорд тоже учится там.
Лорда Маунтри и его семью я хорошо знал несколько лет назад. Огастеса припоминал смутно.
— Маунтри? Вы его знаете? Он учился со мной в Оксфорде. Синтия заинтересовалась.
— А что он за человек?
— Очень неплохой. Немножко глуповатый. Давно его не видел.
— Он друг Несты. Я встретила его однажды. Он станет вам рекомендацией.
— Кем-кем?
— Вам же понадобится рекомендация. По крайней мере, я так думаю. Ну и вообще, если вы скажете, что знакомы с лордом Маунтри, то будет проще договариваться с Эбни, ведь этот Огастес в его школе.
— А Маунтри все известно? Вы ему рассказали, зачем я хочу поехать в школу?
— Не я, Неста. Он решил, что вы поступаете как настоящий мужчина. Мистеру Эбни он скажет всё, что нам понадобится. Кстати, Питер, вам придется заплатить что-то директору. Неста, конечно, оплатит расходы.
Тут я в первый и единственный раз выступил с твердым заявлением:
— Нет. Она, конечно, очень добра, но все это — любительская затея. Я иду на это ради вас, и за всё заплачу сам. Господи! Вообразить только, ещё и деньги за такую работу брать!
— Вы такой милый, Питер. — Синтия взглянула на меня довольно странно и после легкой паузы сказала: — Ну, а теперь — за дело.
И мы вместе состряпали письмо, в результате которого и состоялась двумя днями позже важная встреча в клубе с Арнольдом Эбни, магистром гуманитарных наук из «Сэнстед Хауса», Хэмпшир.
Мистер Эбни оказался долговязым, вкрадчивым, благожелательным человеком с оксфордскими манерами, высоким лбом, тонкими белыми руками и воркующей интонацией. В общем, он производил впечатление скрытой важности, точно постоянно находился в контакте с великими. Было в нем нечто от семейного адвоката, которому поверяют свои секреты герцоги, и что-то от капеллана королевского замка.
Ключ к своему характеру он раскрыл в первую же минуту нашего знакомства. Мы только что уселись за стол в курительной, когда мимо прошаркал пожилой джентльмен, бегло кивнув нам на ходу. Мой собеседник тут же, чуть ли не конвульсивно вскочив на ноги, ответил на поклон и снова медленно опустился в кресло.
— Герцог Дивайзис, — полушепотом сообщил он. — Достойнейший человек. Крайне. Его племянник лорд Роналд Стоксхей был одним из моих учеников. Замечательный юноша.
Я заключил, что в груди мистера Эбни еще горит старый феодальный дух.
Мы приступили к делу.
— Итак, мистер Бернс, вы желаете стать одним из нас? Войти в гильдию преподавателей?
Я попытался изобразить, будто только того и жажду.
— Что ж, при определенных обстоятельствах, в которых… э… могу сказать, нахожусь и я сам, нет более радостной профессии. Работа наша очень важна. А как поразительно наблюдать за развитием молодых жизней! Что там, помогать им развиваться. В моем случае, могу добавить, существует дополнительный интерес — в моей школе формируются умы мальчиков, которые в один прекрасный день займут место среди наследственных законодателей, этой маленькой кучки энтузиастов, которые, несмотря на вульгарные атаки крикунов-демагогов, по-прежнему вносят свою лепту, и немалую, в благосостояние Англии. Н-да…
Он приостановился. Я сказал, что придерживаюсь того же мнения.
— Вы ведь выпускник Оксфорда, мистер Бернс? По-моему, так вы писали? А-а, вот ваше письмо. Да, именно. Вы учились в… э… а, да. Прекраснейший колледж. И декан его — мой старинный друг. Может, вы знали моего бывшего ученика лорда Ролло? Хотя нет, он учился там после вас. Превосходнейший юноша. Изумительный… Вы получили степень? Да, получили. И представляли университет в командах крикета и регби. Чудесно! Mens sana in… э… corpore sano.[1] О, как это верно!
Бережно сложив письмо, он снова убрал его в карман.
— Ваша главная цель поступления в мою школу, мистер Бернс, как я понимаю… э… узнать основы дела. У вас мало или совсем нет опыта?
— Нет, никакого.
— Следовательно, лучше всего для вас, несомненно, поработать какое-то время учителем. Таким образом вы получите глубокие знания, научитесь ориентироваться в лабиринтах нашей профессии, что сослужит вам хорошую службу, когда вы станете организовывать собственную школу. Учительству можно научиться только на практике. «Только те, кто… э… смело встречает опасности, постигают её тайну». Да, я, безусловно, рекомендовал бы вам начать с нижней ступеньки, покрутиться хотя бы какое-то время в колесе практики.
— Конечно, — покивал я. — Само собой.
Он остался доволен моим согласием. Я заметил, что директор облегченно вздохнул. Думаю, он ожидал, что я заартачусь, услышав о практической работе.
— Так совпало, — продолжил он, — что мой учитель классических языков уволился в конце последнего семестра. Я хотел обратиться в агентство, когда получил ваше письмо. Как вы считаете, вы… э…
Мне надо было подумать. Я чувствовал добрую расположенность к Арнольду Эбни, и мне не хотелось наносить ему слишком существенный урон. Я намеревался украсть у него мальчишку, который, как ни формируй его ум, не превратится в законодателя страны, но, несомненно, вносил свою лепту в ежегодный доход директора и не желал усугублять свое преступление, выступая к тому же и в роли бесполезного учителя. Что ж, рассудил я, пусть я и не Джоуитт,[2] но все-таки латынь и греческий знаю достаточно и сумею обучить начаткам этих языков маленьких мальчиков. Совесть моя
