это попугаи-неразлучники. Согласитесь, что жениху, повздорившему с невестой, не стоит общаться с золотоволосыми особами в розовых халатиках, усеянными ярко-голубыми птицами.
Однако вежливость есть вежливость. Поэтому, сказав «Здрасьте», Фредди улыбнулся сдержанной джентльменской улыбкой.
Он уверяет, что именно так улыбался преподаватель библейской истории престарелой тетушке лучшего ученика; но даму в халатике это подвигло к беседе.
— Нужен кто? — спросила она.
— Вообще-то да, — признался Фредди. — Вы мне не скажете, где мисс Дженнингс?
— Кто-кто?
— Джен-нингс.
— Как это?
— Дже-нин-гс.
— А по буквам?
— Да точно так же. Сперва «д», потом много «н» и «г».
— То есть мисс Дженнингс?
— Точно.
— Вот что, — честно сказала дама — Я ее в жизни не видела. И не слышала. Знать ее не знаю. Она для меня — тьфу! И вот еще что. Я полчаса ломаю спину, пытаюсь открыть окно. Ничего не выходит. Так-то, мой милый! Что посоветуете?
— Не открывать.
— Да ведь жарко!
— Это верно.
— Я просто задыхаюсь. Да. Задыхаюсь. Уф-фуф. Раньше Фредди ответил бы: «Вот как?» или «Желаю удачи», но если уж человек вступил на стезю рыцарства, обратного хода нет. Как говорится, вторая натура.
Поэтому он снова улыбнулся и спросил, чем может помочь.
— Ах, мне стыдно вас затруднять!
— Что вы, что вы!
— Это так неделикатно!
— Ни в малой мере, — заверил Фредди, преображаясь на глазах. — Рад служить.
И он пошел за ней в квартиру.
— Вот, — сказала особа. — Окно.
Фредди его осмотрел. Потом подергал. Оно стояло насмерть.
— Ну, что теперь за работа? — сурово заметила хозяйка. — Как завинтят, не отвинтить. А то распахнется, еще вывалишься.
— Такова жизнь, — сказал Фредди.
Несколько минут было слышно только его пыхтение.
— Ну, как? — спросила особа.
— Голова кружится, — сказал Фредди. — Наверное, давление повысилось.
— Я бы на вашем месте отдохнула. Какой-то вы красный.
— Мне жарко.
— Снимите пиджак.
— Спасибо.
— И воротничок.
— Мерси.
Ему стало получше. Стиснув зубы, он кинулся на окно.
— Выпейте, — предложила хозяйка.
Это ему понравилось. Он рухнул в кресло и вывалил язык. Вскоре в его руке засверкал пенящийся кубок.
— Это я из дому привезла, — сообщила хозяйка.
— Откуда?
— Из до-му.
— А разве тут не ваш дом?
— Сейчас — мой, но раньше я жила в Утике. Эту штуку сделал мистер Сильвер. Хоть раз в жизни сделал что-то путное!
Фредди задумался.
— Мистер Сильвер? Откуда я знаю это имя?
— Лучше бы я его не знала, — заметила хозяйка. — Ну, гад!
— Кто?
— Гад. Мистер Сильвер. Нет, дальше некуда! Жидкость, которую потреблял Фредди, затуманила его разум.
— Я не совсем понимаю, — сказал он. — Кто это, мистер Сильвер?
— Да Эд, мой муж. Ревни-ивый — у-ух!
— Что?
— У-ух.
— В каком смысле?
— Я ж вам говорю. Ну, я ему показала. Вы подумайте, циник! Идеалов нет.
— У кого?
— УСильвера.
— То есть у вашего мужа.
— Ну!
— А… — понял Фредди. — Ясно, ясно. По-видимому, мистер Сильвер изготовил чистый купорос, но как только ты попривыкнешь к тому, что макушка у тебя скачет, словно крышка кастрюли, он даже приятен. Быть может, у мистера С. нет идеалов, но он знал, что делать с перегонным кубом и картошкой.
— Он разбил мне сердце, — сказала хозяйка.
— Что?
— Сердце.
— Кто?
— Сильвер.
— Мистер Сильвер разбил вам сердце?
— Ну! Своими низкими подозрениями. Фредди был шокирован.
— Он вас подозревал?
— А то!
— Мистер Эд Сильвер?
— Он самый.
— Тут не обрадуешься.
— Золотые слова.
— Бедная вы, бедная, — сокрушился Фредди, и прибавил, — миссис Сильвер.
— Может, руку мне погладите?
— Поглажу, — согласился он и погладил.
Мало того, он сжал эту руку. Судя по его словам, он относился к ней, как брат — к несчастной сестре.
Тут дверь распахнулась, и ввалились тяжелые тела, все как одно — в котелках.
Фредди испытал странное чувство, словно все это уже видел. Врачи полагают, что дело — в полушариях мозга, которые не очень хорошо стыкуются. Словом, он испытал такое чувство. Быть может, он видел котелки в предыдущей инкарнации.
— А? — спросил он. — Что надо?
И тут мозги его прояснились, полушария встали на место, и он узнал субъекта, прервавшего его беседу с Майрой Дженнингс.