— Играет на укулеле.
— Просто идеал.
— И кошку-собачку не обидит. Как сейчас помню, подобрал он песика, грязный такой, мокрый — и отнес к нам. Прямо Авраам, одно слово. — Огастес утер слезу. —
— Не стоит, мистер Ворр.
— Вы что ж, за него не выйдете?
— Не выйду.
— Ума у вас нету, дорогуша. А, привет, мистер Кардинел!
— Майк! — вскрикнула Терри.
Огастес глядел на дело своих рук — один глаз закрыт, по щеке расползается пятно, словно пчелы искусали.
— От это да! Виноват, мистер Кардинел. Майк отмахнулся.
— Да ладно, с кем не случается! Где Шорти?
— Собирался лечь, — отвечала Терри. — А почему вы убежали?
— Услышал голос вашей сестры.
— О, Господи!
— Не беспокойтесь. Я все уладил.
— Как?
— Думать пришлось на месте. Она спросила, что со мной. Так Шорти лег? Это хорошо. Пусть поживет, пока можно. Бедный он, бедный! Сердце кровью обливается.
— Что вы ей сказали?
— Сейчас, сейчас. А вам я сказал, что думать пришлось на месте?
— Да.
— Так вот, я заложил Шорти. Как русский крестьянин, знаете. Бегут за ним волки, он им ребенка и выбросит, все же саням легче. Итак, я сказал вашей сестре, что Шорти напился и бьет окна. «Посмотрите, — говорю, — и мне перепало». Она хотела зайти, но я ее убедил, что с ним справлюсь. Она меня благодарила: «Какое утешение, что вы тут!» И ушла. Что-то вы не радуетесь.
— Шорти жалко.
— Мне, собственно, тоже. Но, как выражается Спинк, омлета в белых перчатках не сделаешь.
— Да, наверное. И вам пришлось думать на месте…
— Именно. А Шорти не рассердится. Он меня похвалит.
— Не очень пылко.
— Может быть, не очень. Но увидит, что иначе я поступить не мог.
— Надеюсь, это его поддержит при беседе с Аделой. А что будем делать с глазом? Его надо промыть.
— Мяса сырого положите, — твердо сказал Огастес. — Пойдите в кладовую, возьмите хороший кусочек. Сразу легче станет.
— Я думаю, вы правы.
— А то! Мясо — его ничем не пробьешь.
— Жестокие забавы старины, — заметил Майк. — «Пробивать мясо». Сколько со мной хлопот!
— Ничего, — ответила Терри и ушла делать доброе дело. Огастес осмотрел глаз и вынес приговор эксперта:
— Фонарь, дорогуша.
— Да, Огастес. А как распух! Вроде свинки.
— И не ко времени. Эти, особы, что они любят? Красоту. Так-то, дорогуша. Пожалеть — пожалеют, а уж любить — не обессудьте. Вот ваша сейчас…
— Я бы сказал «леди Тереза».
— Ладно, леди. Что бишь я? А, помню! Я, значит, ей говорю чтобы она, эт-та… Ух ты, прям черный! Помню, один со-ци-а-лист тоже мне в глаз заехал, за консервированные взгляды. Так где мы были?
— Не знаю.
— А я знаю. Значит, сказал я вашей…
— Огастес!
— Ничего девица, хо-хо! Как говорится, пупсик.
Майк вздохнул. Ему хотелось обойтись без методов Стэнвуда, но становилось ясно, что других в данном случае нету.
— Вы не заняты? — спросил он.
— Вроде нет. А что?
— Не могли бы вы повернуться ко мне спиной?
— Зачем это?
— Не важно. Сделайте одолжение, повернитесь — и наклонитесь.
— Вот так?
— Именно. Р-раз! — и Майк ударил в зад добровольную жертву с силой, которой позавидовал бы Стэнвуд.
— Ой! — заорал Огастес и что-нибудь прибавил бы, если бы в это мгновение не появилась Терри с миской теплой воды и мясом на тарелке.
— Прошу, — сказала она. — Какой вы суровый, мистер Ворр!
Тот не ответил. Поправив роговые очки, он бросил на Майка долгий, скорбный, укоризненный взгляд и удалился.
— Что это с ним? — спросила Терри.
— Пришлось ему врезать.
— Врезать?
— Да.
— Почему?
— Он непочтительно отзывался о даме.
— Быть не может!
— Еще как может! Назвал вас пупсиком.
— А это не так?
— Не в этом дело. Если мы допустим, чтобы медвежатники непочтительно отзывались об ангелах, нас ждет печальная участь Вавилона и Рима. Где иерархия, где порядок? Нет, вы подумайте, «пупсик»!
— Пригнитесь немного, — сказала Терри, отерев ему глаз губкой. — Я думаю, вы еще пожалеете.
— О чем мне жалеть, если вы не будете лить мне воду за шиворот?
— О том, что вы его ударили. Он — ваш верный защитник. Перед тем как вы пришли, он уговаривал меня за вас выйти.
— Что!
— Вот, пожалели.
— Да уж, совесть не молчит. Как мне искупить вину?
— Лучше послушайте. Он удивлялся, что такой человек нашел в какой-то пигалице.
— Однако! С утра попрошу прощения. Удивительно…
— Не дергайтесь. Вода потечет за шиворот.
— Мне это нравится. Так вот, удивительно, что все как один за меня хлопочут. Сперва Шорти, теперь Огастес. Почему бы вам не прислушаться к гласу народа?
— А теперь мясо. Так. Привяжу вашим платком. Майк сентиментально вздохнул.
— Думал ли я в одинокие дни, что здесь, у вас в доме, вы будете привязывать к моему глазу сырой бифштекс!
— Вы были одиноки?
— Еще как!
— Странно.
