перерастает в претензии на политическое и духовное лидерство в современном мире.
Мы не говорим уже о Китае, где сражение с Конфуцием и реабилитация легистов говорят сами за себя: китайскому народу, да и не только китайскому, долгое время придется расплачиваться за легкомысленные похождения китайских авантюристов на культурной почве. Потенциально более опасными по возможным последствиям представляются нам менее крикливые, но более тонкие и потому уже ядовитые формы многообразных 'ориенталистских' синтезов, отношений 'дополнительности' и других квазинаучных способов решения культурной проблематики, которые порождаются самой научной средой. Сешадри, например, пишет: 'Полное определение науки должно включать идею высшего знания веданты, позволяя ученым проникать в более тонкие и сложные планы исследования… Наука и религия имеют общую цель – помочь духовному росту человека и установлению лучшего социального порядка. Друг без друга они недостаточны и беспомощны. Сегодня объединение в жизни человека духовных энергий этих двух дополняющих друг друга дисциплин могло бы создать условия для полной интеграции личности и способствовать развитию совершенной гуманной цивилизации… Великие социальные движения Индии всегда основывались на духовном начале, и роль Индии в гармонии наций и народов – сохранять эту духовную ноту. Недавний пример Ганди свидетельствует о том, что мы не потеряли великой традиции. Вся его жизнь была грандиозной попыткой одухотворить и спиритуализировать политику. Вряд ли нам будет сложнее объединить науку и духовность' [99, с. 156-157]. Напиши такое журналист или хотя бы политик, их злоба дня подталкивает время от времени на разные не очень ответственные вещи, особых причин для беспокойства не было бы. Но Т. Р. Сешадри – известный химик-органик, воспитавший не одно поколение индийских химиков, он – экс-президент Индийского научного конгресса, президент Национального института наук Индии. Да и выдержки взяты в основном из его президентской речи на сессии Индийского научного конгресса 1967 г. в Хайдарабаде [99, с. 156]. Такое уже не может не настораживать – перспектива одухотворения- спиритуализации науки не обещает ничего приятного, если учесть ту массу усилий и таланта, которая потребовалась Европе для деспиритуализации науки и ее результатов, для выработки концепции объективной реальности, лишенной духовного начала, и основанных на инерции представлений о природе как объекте научных исследований.
В попытках синтезировать Восток и Запад не отстают и наши европейские ученые. Нидам, например, все более и более склоняется к идее возникновения на базе европейской и китайской науки чего-то третьего, объединяющего. Накаяма так описывает эту концепцию: 'Я позволю себе высказать догадку, что Нидам с удовольствием определил бы 'современную науку' как синтез или снятие китайского организма и западного механизма в едином целом. Современная наука, по его мнению, не является ни западной, ни восточной, но универсальной. Механистические физические науки, какими они появились в Европе, нельзя назвать современной наукой. Они могут вызреть в современную науку только с того момента, когда станут способными принимать вклады из других культур' [87, с. 39-40]. Сам Нидам, 'размышляя в кумирне' о роли историка науки в современном мире, высказывает мысли, которые, по нашему глубокому убеждению, способны принести больше вреда, чем пользы.
Врагом номер один Нидам считает господствующее в обыденном сознании убеждение: 'Только мы люди, и мудрость родилась с нами' [88]. Чтобы бороться с этим врагом, нужно исправить историческую ретроспективу: 'Одна из острейших потребностей мира нашего времени – выращивание и широкое распространение истинной исторической перспективы (лучше бы ретроспективы, перспектив в истории не бывает.- М. П.), ибо без нее все народы способны на опаснейшие предубеждения друг против друга. Раз уж в сегодняшнем мире господствуют наука и ее приложения, а люди всех рас и культур так гордятся человеческим познанием природы и властью над нею, то жизненной необходимостью становится знать, как эта современная наука появилась на свет. Была ли она чистым порождением гения Европы, или же все цивилизации вносили свои вклады в общую копилку? Истинная историческая перспектива- одно из наиболее насущных требований нашего времени' [88, с. 1]. В святые покровители этого умиротворяющего движения Нидам рекомендует епископа Себокта: 'Святым покровителем всех этих людей широких взглядов и доброй воли мог бы, возможно, стать сирийский епископ VI в. Сервус Себокт, который, списав индийский метод вычислений, использующий только девять знаков, заметил, что всем тем, кто постоянно славословит гений греков, пора бы уже понять, что и другие тоже кое-что знали' [88, с. 3].
Наибольшая опасность, по мнению Нидама, возникает из того обстоятельства, что и наука и история науки действительно возникли в Европе: 'Так уж получилось, что история науки, какой она родилась на Западе, имеет врожденный порок ограниченности – тенденцию исследовать только одну линию развития, а именно линию от греков до европейского Ренессанса. И это естественно. Ведь то, что мы можем назвать по-настоящему современной наукой, в самом деле возникло только в Западной Европе во времена 'научной революции' XV-XVI вв. и кульминировало в XVII в. Но это далеко не вся история, и упоминать только об этой ее части было бы глубоко несправедливо по отношению к другим цивилизациям. А несправедливость сегодня означает и неизвестность и недружелюбие – два смертных греха, которые человечество не может совершать безнаказанно' [88, с. 1].
Духовный сепаратизм и претензии европейцев на исключительность имеют, по Нидаму, множество материальных, исторических и всяких иных причин, в частности связанный с европейским способом мысли европоцентризм: 'Традиционная история науки естественна еще и потому, что очень уж много блестящих мыслителей долгое время придерживались настроений европоцентризма и гипнотизировали других, заставляя принять его. Европоцентризм прорастал из множества корней – из жестко установленной в античные времена греками антитезы между эллинами и варварами, из претензий народа Израиля на избранность Богом, причем эта претензия была унаследована в формах уникальности и исключительности большинством версий ортодоксального христианства, и, наконец, но не в последнем счете, из той огромной концентрации силы, реализованной в оружии и в военных средствах, которую сообща создали для европейцев современная наука и развивающийся капитализм. Постулат превосходства стал почти неискоренимой привычкой ума, но нынешние времена требуют выкорчевать его без остатка. 'Только мы люди, и мудрость родилась вместе с нами' – так убеждают себя дураки от чистого сердца, но сегодня такие благоглупости опасны. То, что нам необходимо, – не природа, а милосердие или, вернее, такая смесь естественности и милосердия, которую имел в виду Фома Аквинский, когда он говорил: 'Милосердие не отменяет природу, но дополняет и исправляет пороки природы' |[88, с. 2].
Выкорчевывание европоцентризма и его следствия – постулата превосходства – должно, по Нидаму, основываться на признании равенства цивилизаций во всем, в том числе и на признании равенства вкладов различных культурных типов в глобальное предприятие строительства современной науки. Процесс мыслится как кумуляция разнокультурных вкладов до какой-то критической массы, из которой возникает наука: 'Современная наука не появилась на свет полной сил и взрослой, наподобие Афины, выходящей из головы Зевса. И хотя опережающую роль в ней играли астрономия, математика и некоторые разделы физики, потребовалось много времени для создания таких дисциплин, как химия и биология. Как вены сходятся вместе, чтобы образовать большую полую вену, точно так же по тысячам капилляров исходный материал поступал из всех частей мира. Об индийских цифрах и методах счета мы уже упоминали, но там была еще и примечательная модификация атомизма. Китай обеспечил многими вещами: уже к началу VIII в. там был известен шпиндельный спуск механических часов, без которых мы не могли бы точно измерять время; в VI в, изобретен метод взаимного превращения вращательного и возвратно-поступательного движения; в I в. нашей эры было известно такое фундаментальное устройство, как аксиальный руль для кораблей' [88, с. 3].
Взгляды Нидама, особенно их изложение во втором томе 'Науки, и цивилизации в Китае' [89], не раз подвергались обстоятельной, хотя, возможно, односторонней, критике историков науки и синологов [87; 94]. Нам еще придется возвращаться к вопросу о том, что именно открыто Нидамом в Китае и что, собственно, зафиксировано и описано в вышедших томах его исследования. Эта сторона дела пока нас не интересует,
